Мои слова встретили единодушное одобрение. Но мессир Дандоло утихомирил толпу жестом руки и презрительно вы сказал следующее:
— И кому они поверят? Я не пошлю ни Робера де Бова, ни Симона, ни даже тебя — никому из тех, кто участвовал в этом дебоше, доверять нельзя. Но если пойду я или мои представители, то задарцы решат, что мы пытаемся их провести.
— Епископ Конрад Хальберштадтский, мессир. Он лицо духовное, — ответил я.
Дандоло согласился, и его преосвященство Конрад немедленно отправился в путь. Страсти не утихали, и дож распустил собрание, пообещав, что глашатаи сразу оповестят весь лагерь, как только задарцы ответят.
Я выбежал из шатра, так как заметил, что бритт исчез и есть основания опасаться самого худшего. Действительно, оказавшись за порогом, я заметил его шагах в десяти, согнутого в три погибели, словно его выворачивало наизнанку. Мимо него как раз проходила группа молодых воинов, и он, падая на колени, протянул к ним руку. С ловкостью закоренелого злодея он каким-то образом умудрился вытянуть кинжал у одного из воинов. Я побежал к бритту, но мой брат Отто тоже за ним наблюдал и настиг его первым. Он схватил запястье бритта с такой силой, что тот выронил кинжал.
— О нет, — сказал Отто, — ты не умрешь и переживешь все это вместе с нами.
15
Все подумали на Симона, но ведь это я заварил кашу. Если сейчас погибнет хотя бы один задарец, который остался бы жив в случае капитуляции, то его кровь будет на моих руках. Этот грех был даже хуже, чем тот, что я совершил у себя на родине, где мы, по крайней мере, все принадлежали к одному племени. А здесь я был сующим нос не в свое дело чужаком среди таких же чужаков. Я с содроганием думал, как Джамиля отнесется к последней новости.
По дороге к себе в лагерь я растратил весь свой гнев на Отто и теперь был не живее мокрой тряпки. Он толкал меня перед собой, а когда мы вошли в шатер, бросил меня на нераскрученные тюфяки. Дождь шелестел по крыше шатра.
— Привяжи его к шесту. Глаз не спускай и держи подальше от него все острые предметы, — велел хмурый Грегор старшему Ричарду.
Старик, как всегда в свободную минуту, вырезал очередную шахматную фигуру. Он загнал нож по рукоять глубоко в землю, подальше от меня, и предложил Отто и Грегору полотенца, чтобы утереть лица. Грегор огляделся по сторонам. Поморгал и снова огляделся.
— Где мальчишка? — спросил он.
— И принцесса? — подхватил Отто, обращая свой вопрос к Лилиане, которая нарезала сушеную свинину, деля ее на шесть порций.
Никто не ответил. Нависла тишина.
— Отвечайте же кто-нибудь! — приказал Грегор. — Куда они подевались?
— Она ушла, мессир, — сказала Лилиана и отодвинула деревянное блюдо со свининой, после чего достала из плетеной сумки нечто похожее на гриб и принялась мелко крошить.
— Что? — прохрипел я, вскидывая голову.
— Джамиля ушла, — повторила Лилиана. — Взяла с собой Ричарда, но он скоро вернется.
— Куда ушла?
— В город. — Лилиана отодвинула нарезанный гриб и указала ножом в сторону бухты и стен Задара. — В тот город.
— Когда? — в ужасе вскричал я, приподнимаясь на локтях. — Зачем?
— Когда послы Задара радостно возвращались к себе, не думая больше о сдаче города, она и Ричард потихоньку проскользнули в ворота вслед за ними.
— Это ты позволил ему уйти? — сердито спросил Грегор, оборачиваясь к старику. — Отпустил собственного внука на вражескую территорию?
Лилиана поспешила ответить:
— Люди Симона де Монфора разнесли по всему лагерю, что задарцы нам не враги. По крайней мере, не были ими какой-то промежуток дня, хотя и очень короткий. Джамиля попросила мальчишку пойти с ней, чтобы он мог забрать награду в благодарность за ее спасение от Барциццы.
— Забрать награду откуда? — спросил я. — Куда она ушла?
Раздраженно фыркнув, Лилиана воткнула лезвие маленького ножика в деревянный поднос и посмотрела на нас, вернее, только на меня.
— Она там кое-кого знает. Семью египетского купца. Она решила, что для нее будет безопасней отдать себя его заботам и вернуться в Египет в сопровождении единоверцев, а не христиан, направляющихся на Восток, чтобы убивать ее народ. Или, лучше сказать, убивать народ, который она выдает за свой.
— Что ты хочешь этим сказать? — опешил я.
— Да брось ты, — с преувеличенным терпением сказала Лилиана, — ты ведь знаешь не хуже меня, что Джамиля никакая не принцесса.
— Подозревал, но не знал точно, — фыркнул я.
— Лилиана, ты говоришь так, словно ее происхождение очевидно, — вмешался Грегор, пребывавший в большем спокойствии, чем я. — Лично мне ничего не известно, кроме того, что она была невольницей Барциццы. А что ты знаешь?
Лилиана удивленно посмотрела на нас и расхохоталась.
— Вы в самом деле не догадывались? А мне казалось, я была последней, до кого это дошло: что взять с невежественной шлюхи? Мне казалось, мы заключили молчаливый договор не обсуждать ее. — Глядя на наши оторопелые физиономии, она кивнула с обычным своим выражением веселости и сочувствия. — Ладно, так и быть, — сказала она. — Полагаю, невежественная шлюха не совсем тупа. Сами подумайте. Она хорошо образованна, говорит на нескольких языках, разбирается в законах, знает обычаи и даже деньги многих стран. Умеет отстоять свое мнение в философских и теологических спорах. Не склонит покорной головы ни перед одной земной властью…
— Это не доказывает, что она не принцесса, — нетерпеливо перебил ее Грегор.
— Она не принцесса, мессир. — Лилиана покачала головой. — У ее семьи никогда не было никаких владений. Всю жизнь она провела, словно на чужбине, и знала, как смешаться с толпой, как исчезнуть, если понадобится, не испытывая при этом жалости к самой себе, не теряя ни капли достоинства.
— Совсем как ты! — сказал Отто, поддавая мне коленом в спину.
Я дал сдачи, шлепнув его по ноге, тогда он больно щелкнул меня по затылку. Продолжать возню у меня не было сил.
Лилиана закатила глаза.
— Вы по-прежнему ничего не понимаете. Наверное, я сообразила быстрее, потому что когда-то ее соплеменники жили недалеко от нашего дома. Неужели вы не видите, что она иудейка?
Все потрясенно молчали, а потом я разразился горьким смехом.
— Что же она делала в египетском дворце? — удивился Отто.
Лилиана пожала плечами.
— Думаю, ее муж работал на хозяина. Мне кажется, к иудеям там относятся терпимее, чем в христианских странах.
— Выходит, она отправилась в дом соплеменника здесь, в Задаре? — уточнил Грегор, пытаясь разобраться.
— Не знаю, иудей ли он, но то, что он из Египта, это точно. Джамиля знала его раньше, и по какой-то причине он перевез сюда семью. А юного Ричарда она забрала с собой, чтобы прислать с ним знак благодарности. — Лилиана посмотрела прямо на меня. — И просила передать особо, чтобы ты не смел себя убивать, — сказала она и вновь принялась кромсать таинственный гриб.
