— Но я верно служу нашей святой Церкви. И я не верю, что Папа мог издать такое предписание. Наверное, он даже еще и не читал моих тезисов!
Спалатин невольно улыбнулся, видя огорченное лицо Мартина. «Как упрямый мальчишка», — промелькнуло у него в голове. Безусловно, доктор Лютер был крупным ученым, он был талантливым оратором, студенты во время лекций и прихожане во время проповеди ловили каждое его слово. Но по сути дела он вел себя как школяр, который написал неплохой трактатик и теперь удручен тем, что отец не хочет оценить этот трактатик по достоинству. Спалатин никогда не пытался разузнать что-либо о прошлом Мартина, о его потаенных желаниях и мечтах. Теперь он пожалел об этом — этот монах явно заинтересовал его. А вдруг все это его христианское рвение лишь ширма, а за маской упорства и убежденности таится нечто совсем другое?
— Поостерегитесь, брат Мартинус, — наконец произнес Спалатин серьезным тоном. Он положил руку Мартину на плечо и пристально посмотрел на него. — Главное — не пишите больше ни слова, пока я не найду способ загладить это дело.
Мартин вдруг весь сжался, теперь он смотрел на Спалатина с самым несчастным видом. Щеки его пылали от возбуждения, когда он объявил секретарю, что комментарии и разъяснения к девяноста пяти тезисам, которые он недавно написал, уже напечатаны и стали достоянием людей.
— Господи помилуй! — в ужасе вскричал Спалатин. — Одному небу ведомо, сможем ли мы с курфюрстом хоть как-то помочь вам теперь! — Секретарь повернулся и ринулся прочь, словно за ним гнался нечистый.
Мартин, как громом пораженный, смотрел ему вслед. «Он правильно сделал, что не показывался рядом со мной на людях. С этого дня будет опасно находиться вблизи человека, который навлек на себя гнев Папы», — пронеслось у него в голове.
Когда Мартин вышел из здания университета и направился домой, в монастырь, он вдруг заметил какого-то юношу, который, казалось, поджидал его. Незнакомец неподвижно стоял под эркером островерхого дома с фигурным фронтоном, окна которого со стеклянными дисками в свинцовой оправе просто сияли. Мартин вздохнул. «Вот еще один студент, который хочет обсудить со мной мои тезисы», — устало подумал он. Двое всадников проскакали мимо него к восточным воротам.
— Доктор Лютер!
Незнакомец отделился от стены, выйдя из тени эркера. Мартин бросил на него быстрый взгляд. Несмотря на нарастающую усталость, которая все больше притупляла его внимание, Мартин отметил необычайную худобу юноши. Он был среднего роста, а на узких плечах болтался теплый кафтан из грубого сукна. Внимательные глаза юноши горели янтарным огнем, но держался он настолько робко, что Мартин невольно улыбнулся. Конечно, таким вот юнцам, как этот студент, надо сделать над собой большое усилие, чтобы подойти к нему вот так, у всех на виду.
— Я только хотел сказать, как сильно я обрадовался вашим тезисам, доктор, — начал незнакомец охрипшим от волнения голосом. — Они настолько… — Он запнулся, потому что заготовленные заранее слова показались ему совершенно неподходящими. Мартин озабоченно вздохнул: он наблюдал за всадниками, которые исчезли в облаке пыли. Сердце его учащенно забилось. Что же с ним будет, если курфюрст решится выдать его Риму? Наверное, его схватит стража, а потом его закуют в цепи и бросят в застенки инквизиции…
— Прошу прощения, доктор, выслушайте меня…
Голос тщедушного студента оторвал Мартина от его мрачных размышлений. Мартин нахмурился. Похоже, этот студентишка не так робок, как ему показалось на первый взгляд. Во всяком случае, он проявляет упорство и не отстает. Пора от него как-то отвязаться. Сейчас срочно надо готовиться к проповеди, да и к лекциям тоже.
— В этом университете я оказался только из-за вас, — объявил юноша, от волнения чертя ногой борозды на песке. — Я родом из Курпфальца, учился в Тюбингене и Хайдельберге, прежде чем…
— Что ж, искренне желаю вам успеха в ваших занятиях, друг мой, — прервал его Мартин и решительно сделал шаг в сторону, чтобы продолжить свой путь.
— Но позвольте, ведь я — новый профессор, меня пригласил сюда его светлость курфюрст Фридрих, — вдруг услышал он жалобный голосок юноши. — Меня зовут Меланхтон. Филипп Меланхтон. Мой двоюродный дед — Рейхлин, гуманист из Пфорцхайма. Вы наверняка слышали о нем и о затяжном процессе против доминиканцев и их марионетки Пфефферкорна, который ему пришлось вынести.
Мартин остановился и недоверчиво посмотрел на юношу. Ему не верилось, что парень, которому, похоже, нет и двадцати, обладает достаточными знаниями, чтобы обучать неугомонных школяров наукам духовным. Но поскольку магистров в Виттенберг приглашал не кто иной, как Георг Спалатин, не приходилось сомневаться, что Меланхтон говорит правду. Юный уроженец Курпфальца с печальными, как у лани, золотистыми глазами, тонувший в своем теплом кафтане, был его новым коллегой. Мартин смущенно протянул ему руку и произнес скупые слова приветствия по поводу его прибытия в Виттенберг. С некоторым колебанием он пригласил Меланхтона проводить его до ворот монастыря, предполагая расспросить его поподробнее о том, как он попал из далекого Пфальца сюда, в Верхнюю Саксонию.
— Меланхтон, — пробормотал Мартин немного погодя, стараясь не отвлекаться на свои мрачные мысли. — Имя для немца весьма необычное!
Молодой человек удовлетворенно хмыкнул, подтверждая тем самым, что ему не впервые приходится говорить на эту тему. Он подробно рассказал о своей семье оружейников, которая в маленьком местечке Бреттен завоевала такое уважение своим искусством, что из нее вышли даже советники магистрата и судьи. Маленького Филиппа, как в свое время и Мартина, определили в латинскую школу, причем ему немало помогло то, что брат его деда к тому времени уже был широко известен как гуманист и ученый.
— Вообще-то фамилия наша Шварцерд, то есть «черная глина», — сообщил Меланхтон. Похоже, он с первой минуты испытывал к Мартину полное доверие. — Но двоюродный дед посоветовал мне не отставать от времени и перевести свою фамилию на греческий. Вот и получилось: Меланхтон, та же «черная глина». И судя по всему, это имя приносит мне удачу, ведь я уже в семнадцать лет защитил магистерскую диссертацию. А теперь я здесь!
Мартин вздохнул. Помня о тех неприятностях, которые ожидали теперь его самого, он счел своим долгом немного поостудить юный пыл уроженца Курпфальца.
— Не спорю, вам досталось неплохое место, но только не стоит путать Виттенберг с садами Эдема, доктор Меланхтон! Иногда этот город представляется мне… смердящей навозной кучей, из которой так и лезут жирные сорняки предрассудков, разрастаясь столь пышно, что без топора я не могу пробиться сквозь них.
— Но тот, кто разбивает новый сад, должен заботиться о слабых, нежных побегах, — тихо ответил ему Меланхтон. — Он должен поливать их, должен их холить и лелеять, чтобы ненароком не вырвать их из земли заодно с сорняками, должен следить, чтобы их не придавило падающее гнилое дерево.
Мартин какое-то время смотрел на юношу, глубоко задумавшись, а потом внезапно расхохотался. Филипп Меланхтон слегка отступил в сторону.
