Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Жоржи, музыкант, завершает песню. Лукас берет себя в руки.
— «Eu Vim da Bahia»? — спрашивает он. Старая песня Жуана Жильберту со сложной нисходящей аккордовой последовательностью и разбивающим сердце группетто. Жоржи кивает. «Lua de São Jorge». «Nada Sera Como Antes». «Cravo e Canela». Все старые песни, которые мать Лукаса привезла из зеленой Бразилии на Луну. Песни его детства, песни заливов, холмов и закатов, которые он никогда не видел и не сможет увидеть. Они были семенами красоты, сильными и печальными, в сером аду Луны. Лукас Корта еще в юности понял, что живет в аду. Единственный способ преобразить ад, хотя бы выжить в нем, — сделаться его правителем.
Лукас чувствует, как по его щеке бежит слеза.
«Por Toda a Minha Vida» заканчивается. Лукас сидит молча и не шевелясь, позволяя эмоциям успокоиться.
— Спасибо, — говорит Лукас. — Ты красиво играешь. — Мыслью посылает фамильяру Жоржи оплату.
— Это больше, чем мы условились.
— Музыканту не нравится, что ему переплатили?
Жоржи приносит футляр и прячет в него гитару. Лукас следит, с какой заботой и любовью он обращается с инструментом: вытирает пот со струн, выдувает пыль из-под конца грифа. Словно укладывает ребенка в колыбель.
— Эта комната слишком хороша для меня, — говорит Жоржи.
— Эта комната создана для тебя, — отвечает Лукас. — Приходи снова. На следующей неделе. Пожалуйста.
— За такие деньги я приду, стоит вам только свистнуть.
— Не искушай меня.
И вот оно — промелькнувшая улыбка, мимоходом встретившиеся взгляды.
— Хорошо найти того, кто ценит классику, — говорит Жоржи.
— Хорошо найти того, кто ее понимает, — вторит Лукас. Жоржи поднимает тяжелый футляр с гитарой. Токинью открывает дверь акустической комнаты. Даже приглушенные шаги и поскрипывание гитарного футляра звучат безупречно.
Пространство вокруг сражающихся фигур рассекают узкие лучи света, похожие на копья. Холл ножей — туннель из ярких, пыльных солнечных колонн. Двое мужчин, высокий и низенький, делают выпады и танцуют, уклоняются и отвечают ударом на удар; они сражаются босиком на абсорбирующем полу, постоянно перемещаясь из света в тень. Зрелище красивое, как балет. Рэйчел Маккензи следит за ними из маленькой галереи для зрителей у входа. Робсон быстр и отважен, но ему одиннадцать, а Хэдли Маккензи — мужчина.
Нет закона на Луне, только консенсус, и консенсусом запрещено кинетическое оружие. Пули несовместимы с герметичной средой и сложной машинерией. Ножи, дубинки, гарроты, изысканные машины и медленные яды, маленькие биологические убийцы, которых так любят Асамоа: таковы инструменты насилия. Война на Луне — все равно что острие ножа у глазного яблока. Рэйчел ненавидит то, что Робсон оказался в Холле ножей. Она еще больше ненавидит то, как он любит сражаться и как быстро усваивает техники, которым его учит Хэдли. Больше всего она ненавидит то, что это необходимо. Пятерым Драконам неспокойно на груде сокровищ. Хэдли — семейный дуэлянт. По «Горнилу» туда-сюда курсируют слухи о том, что Роберт Маккензи отдал такое распоряжение, чтобы удержать в узде амбиции Джейд Сунь и чтобы сохранить наследственную линию Маккензи чистой. Никто лучше него не обучит Робсона стезе ножа, но Рэйчел хотелось бы, чтоб между ним и Хэдли сформировалась другая, лучшая связь. Какой-нибудь вид спорта — вроде гандбола, которым так одержим Рафа, — был бы полезнее и безопаснее, направь Робсон свою энергию на него.
Только гляньте на мальчика — легкий, но острый, точно клинок в его правой руке. Бойцовские штаны свисают с худых бедер. Узкая грудь ходит ходуном, но глаза окидывают длинную комнату зорким взглядом. Крик. Робсон пинает, целясь в коленную чашечку, затем наносит рубящий удар — сверху вниз и слева направо. Метит в глаза, в горло. Хэдли увертывается от пинка, ныряет под нож и выворачивает противнику руку. Робсон вскрикивает. Нож падает. Хэдли ловит его на лету. Еще один финт, подсечка — и Робсон оказывается на спине. Хэдли обрушивается на мальчика, точно молот, целясь сразу двумя ножами в горло.
— Нет!
Лезвия останавливаются в миллиметре от коричневой кожи Робсона. Капля пота падает со лба Хэдли в глаза Робсону. Хэдли ухмыляется. Он даже не услышал крик Рэйчел. Она не остановила его руку. Есть только они двое. Больше ничего не существует. Интимность насилия.
— Каково правило, Роббо? Если взял нож…
— Убей им.
— На этот раз — только на этот раз — я позволю тебе жить. Так в чем же урок?
— Никогда не теряй ножа.
— Никогда не сдавайся. Используй оружие врага против него, — раздается голос от двери.
Рэйчел не видела, как вошел Дункан. Ее отцу чуть за шестьдесят, но у него энергия и осанка мужчины на двадцать лет моложе. Костюм — простой серый, консервативный, однобортный, безупречно скроенный, но неброский. Его фамильяр Эсперанса — простая сфера из серебристой жидкости, поверхность которой украшают лишь пробегающие по ней волны. Ничто в отточенном минимализме и сдержанности Дункана Маккензи не афиширует, что он генеральный директор «Маккензи Металз». Все в Дункане Маккензи заявляет об этом.
— Он хорош? — спрашивает Дункан Маккензи.
— Может тебя зарезать, — говорит Хэдли.
Дункан Маккензи отвечает мрачной кривой ухмылкой.
— Возьми его, и идем со мной, Рэйчел, — говорит он. — Я хочу его кое с кем познакомить.
— Он будет пять минут в душе, — говорит Рэйчел.
— Возьми его, и идем со мной, Рэйчел, — повторяет Дункан Маккензи.
Робсон смотрит на мать. Она кивает. Хэдли поднимает нож: приветствие бойца.
* * *
Рэйчел Маккензи всегда испытывала отвращение к своему дяде Брайсу. Роберт ужасен, но Брайс Маккензи, финансовый директор «Маккензи Металз», — монстр. Он огромен. Высокий даже по меркам второго поколения, неимоверно растолстевший в лунной гравитации. Он тучный человек-гора, балансирующий на странно маленьких ножках. Не жирный — огромный. Но движется с грациозностью и учтивостью, какими часто обладают крупные мужчины.
Брайс Маккензи окидывает Робсона взглядом с головы до ног — как скульптуру, как бухгалтерскую отчетность.
— Какой милый мальчик.
Юный приемыш приносит мятный чай. Официально Брайс Маккензи подбирает своих мальчиков, когда те достигают половой зрелости, и устанавливает над ними опеку, а потом находит им работу в «Маккензи Металз». Многие сочетались браком с кем-то из компании или за ее пределами, некоторые стали отцами. Брайс близок со своими бывшими любовниками и щедро их поддерживает. Не случалось никаких скандалов. Брайс для этого слишком почтителен. Чайный мальчик — один из трех аморов, которые в настоящее время обслуживают Брайса. Их пальцы встречаются над стаканчиком с чаем. Взгляд, улыбка. Рэйчел представляет себе, как этот мальчик оседлывает Брайса, человека-гору. Тыг-дык, тыг-дык. Зад ходит ходуном.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
