Наутилус Помпилиус «Бедная птица» Тимур, наши дни
По потолку радостно гуляли солнечные зайчики, а я совершенно безрадостно хмурился на звуки льющейся воды в ванной. И хмурился не потому, что они меня разбудили — хотя это действительно так; а потому, что ежедневный утренний стояк не удавалось усмирить добрых полчаса, пока Романова принимает душ.
Вообще. Никак.
Поправив одеяло у причинного места, я устало прикрыл глаза и поморщился от кислого привкуса во рту. Да, я удивился, проснувшись в квартире Илоны, на ее диване, который, кстати помогал затащить на седьмой этаж вместе с Лазаревым около двух лет назад. Удивился тому, что подушка, в которою я спал уткнувшись мордой, пропахла ромашковым шампунем. Удивился тому, что я меня заботливо укрыли одеялом утром и тому, что с кухни доносятся такие ароматы, что желудок невольно скрутило в тугой узел — жрать-то хочется, как собаке.
Но я не мог решится подняться — почему-то боязно. Как вообще буду смотреть в глаза Илонке? Что скажу? «Доброе утро»? А доброе ли?
Может проще сразу в окно сигануть? Лететь долго, но зато не стыдно.
Вода выключилась, я со свистом выдохнул воздух и затаил дыхание. Скрип двери заставил нервно дернутся и привстать на кровати. Собрав одеяло, прикрылся и потер лицо.
Именно в этот момент в комнату вошла Романова.
— Проснулся? — ровным голосом спросила она.
Я кивнул, не рискнув ответить — голосовые связки сейчас могут выдать что-то среднее между сиплым басом или хрипом лежащего на смертном одре.
И сердце колотится, как заведенное. Как у мальчишки.
— Пошли завтракать.
Илона была собрана — только волосы спадали влажными волнами на плечи. Привычная белая блузка, юбка, неброский макияж. В голосе ни раздражения, ни злости. Вот это меня пугает больше всего — когда она истерит, я хотя бы знаю, с чем придется иметь дело.
— Где мои вещи? — все-таки подал голос я.
Романова кивнула, и я повернул голову, обнаружив вчерашний костюм аккуратно сложенным на краю дивана с ее стороны.
— Жду на кухне. Кофе?
— Да, если можно.
Тихонько фыркнув, она удалилась, а я подскочил и принялся одеваться, словно за спиной стоит командир и держит горящую спичку. Застегнув рубашку наполовину, я оторвал пуговицу и выругался — придется заезжать домой, чтобы переодеться, а на утро у меня запланирована встреча с клиентом. Глубоко вздохнув, я засунул галстук в карман брюк и побрел в ванную, чтобы умыться и хотя бы прополоскать рот для приличия.
— Я тебе там зубную щетку положила. Зеленую. Можешь воспользоваться, — крикнула Романова с кухни.
А чего это она держит дома запасные зубные щетки, интересно? Гневно сверкнув глазами в зеркальном отражении, я принялся чистить зубы. Потом, хмурясь, тихо приоткрыл шкафчик над раковиной и принялся изучать содержимое — вроде только женское. Несколько флаконов духов, косметика, щетка для волос… Это же хорошо?
На кухне царил порядок, Илона спокойно попивала кофе из маленькой фарфоровой чашки и глядела в окно. Половица скрипнула под ногой, и девушка обернулась.
— А что с рубашкой? — удивленно хлопнула глазами, уставившись на мою грудь.
— Пуговицу оторвал, — небрежно пожал плечами, усаживаясь на стул.
Романова вздохнула, качнув головой, бросила:
— Снимай.
— Что снимать?
— Рубашку снимай, пуговицу пришью, — закатив глаза, она удалилась.
Это что-то новенькое. Затормозив на долю секунды, я благополучно оторвал еще одну пуговицу и стянул одежду, повесив ее на спинку соседнего стула. Илона бросила на меня короткий взгляд, когда вернулась на кухню и ее щеки заметно порозовели — с трудом удержал смешок. Усевшись напротив, она открыла маленькую коробочку и вытащила оттуда иголку с ниткой.
— А пуговицу-то я похерил… — вырвалось у меня, — Ну, я не стал ее искать.
