Герцог проследил за ее взглядом и недовольно скривил губы.
— Нам хотя бы повезло, что сейчас лето и экипаж может ночевать на палубе. Иначе нам пришлось бы делить эту берлогу с матросами.
Иоланда понимала, что для него, привыкшего к изысканности во всем, к комфорту и к роскоши, пребывание в столь убогой каюте было тягостно. Ей хотелось как-то ободрить его, но она сама была столь удручена окружающей мрачной обстановкой и своими страхами, что у нее не нашлось подходящих слов.
Впрочем, герцог оказался не таким уж привередливым и избалованным вельможей и проявил оптимизм.
— Все недостатки с лихвой искупаются преимуществами плавания на такой отвратительной, но зато надежной посудине. Бувье — неоценимый человек, если ему хорошо платят. Он спас головы множеству ваших аристократических соотечественников, да и моих тоже. Лучше побыть пару дней в этом свином хлеву, чем уронить голову в корзину, устланную окровавленной соломой, под гильотинами.
Ужасна была картина, которую нарисовал герцог. Иоланда невольно поежилась.
— Почему вы раньше не покинули этот страшный город? Вы ведь знали заранее, что заключенный с Бонапартом мир хрупок.
— Вы, француженка, называете свою столицу страшным городом? Странно. Истинные французы считают его самым веселым в Европе, даже во времена террора. Что вас так тянет в Англию, не пойму…
— Простите, что задаю вам лишние вопросы, — сказала Иоланда, торопясь сменить скользкую тему.
— А вы простите меня за то, что я излишне любопытен. — Герцог был отменно вежлив.
Как Иоланде хотелось поведать ему всю правду о себе и о Питере! Может быть, он что-то посоветует им, например, как найти убежище в малолюдной Ирландии.
Но когда она вспомнила, что ее брат убил на дуэли пользующегося популярностью в высшем лондонском свете маркиза Рамсбюри, который считался приятелем герцога, то не решилась на откровенную исповедь.
Он же был проницателен, как никто другой.
— Я знаю, что вы испытываете страх, но, как мне кажется, вас беспокоят не только люди Фуше. Какие-то у вас иные заботы? Скажите. Может быть, я сумею чем-то быть полезен вам…
— Я… не имею права отягчать вас… своими проблемами, — покачала головой Иоланда. — По крайней мере, сейчас.
Герцог загадочно улыбнулся.
— Хорошо, подождем. У нас впереди времени предостаточно.
Ветерок все-таки потянул с берега, вскоре он достаточно окреп, и барка выплыла на середину реки. Паруса исправно выполняли свою работу. Судно бойко двигалось вниз по течению.
Они с герцогом поднялись на палубу, не в силах дольше оставаться в тесной, темной каюте. Иоланда увидела, что основной груз барки — это бревна. Они не вызывали ничьих подозрений. Ведь Наполеон и впрямь собирался строить плоты для вторжения в Англию.
Иоланда в уме неоднократно подсчитывала, сколько у них времени в запасе, прежде чем очнется мадемуазель. Вряд ли ее кто-то осмелится потревожить, а в спальню герцога тоже никто не заглянет, ведь всем слугам известно, что его светлость обслуживает лишь Хоукинс.
Вполне возможно, что спасительная для беглецов пауза протянется до позднего утра, когда мажордом встревожится по поводу того, что господа не требуют себе завтрак в комнаты. Он, естественно, поднимется наверх, желая осведомиться, все ли в порядке.
— К тому времени мы будем уже далеко! — неожиданно вслух произнесла Иоланда.
Герцог осторожно коснулся ее руки.
— Вы дрожите… Вам холодно или страшно?
— И то, и другое, — призналась Иоланда.
— Так поделитесь со мной своими опасениями, — предложил герцог, и девушка уже готова была это сделать, как перед ними вырос Бувье.
— Быстрее вниз, в каюту! — воскликнул он. — Таможенники на подходе. Может быть, это рутинная проверка, но на всякий случай спрячьтесь. Нельзя, чтобы вас увидели, монсеньор.
— Я в этом тоже заинтересован, — спокойно и не без иронии ответил герцог.
С помощью Бувье они поспешно освободили вход в укрытие. Когда дверь шкафа распахнулась, герцог сделал Иоланде приглашающий жест, чтобы дама забралась туда первой. Он последовал за ней.
Дверь закрылась, оставив их в кромешной тьме. Они услышали, как Бувье возвращает хлам на прежнее место.
Какое-то время они сохраняли полную неподвижность. Шкаф был такой тесный, что они оказались прижатыми друг к другу. Затем Иоланда ощутила, как рука герцога обвилась вокруг ее талии. Не отдавая себе отчета, что он подумает о ее поведении, девушка уткнулась личиком в его плечо.
— Я молюсь… молюсь за ваше спасение, — прошептала она.
— За мое?
— Да, да, в первую очередь, за ваше. Ведь охота идет именно на вас. Утром, когда я увидела, что вы без сознания, то подумала… Как ужасно будет, если французы схватят вас и бросят в тюрьму.
— Чем же я заслужил такую заботу обо мне? — так же шепотом спросил герцог.
Но ответа на свой вопрос он получить не успел. Судя по звукам, таможенники спустились в каюту.
Беседа их с Бувье была недолгой, но велась на повышенных тонах. Затем чуть слышно зашелестели деньги.
Судя по всему, хозяину барки удалось убедить таможенников, что с грузом все в порядке.
— Прощайте, месье. Доброго пути, — почти одновременно произнесли оба чиновника.
Их сапоги, удаляясь, простучали по трапу.
— Они ушли… Они ушли, монсеньор! — Иоланда была в восторге.
Ее губы, повинуясь какому-то извечному природному инстинкту, потянулись ко рту мужчины и слились с его губами в поцелуе. Темнота стала верной помощницей. Она избавила девушку от всякой робости.
Молния пронзила все тело Иоланды, когда он ответил — одновременно пылко и ласково — на первый в ее жизни поцелуй.
Иоланда могла бы спросить себя, почему она так безоглядно влюбилась, в сущности, в малознакомого ей мужчину, далекого от нее, как звездная туманность, и по положению в обществе, и по богатству? Но задавать вопросы она не желала, она хотела только сказать ему:
— Я люблю вас… люблю.
Герцог еще крепче прижал ее к себе, и все это было ей внове, все так прекрасно, будто новый, сказочный мир открылся перед нею.
Казалось, прошли века, прежде чем оба они разомкнули объятия.
— Как могло так случиться… что я вас полюбила? — все-таки спросила Иоланда.
— Сердцу не прикажешь… любовь хозяйничает в нем сама, — убежденно сказал герцог. — Мне показалось, что искры пробегали между нами еще вчера, но я не решился сказать об этом, чтобы не испугать тебя.
— Но я все равно боюсь.
— Боишься меня?
— Себя. Со мной происходит что-то неладное, когда вы целуете меня…
