Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Николай Иванович решительно поднялся, отряхнул пальто. Ему нужно подышать воздухом.
Любимый город, на чьем теле зияли черные раны войны, по артериям которого передвигались труповозки и плелись измученные люди, был все еще любимым. Прекрасный город, воздвигнутый когда-то великим правителем, несмотря на царящую вокруг смерть, был все еще прекрасен. А может быть, благодаря войне? Может быть, именно поэтому его облик – болезненная, умирающая красота: тусклое солнце, медленные мелкие снежинки, выступающие из-под маскировочных чехлов изящные линии шпилей и старинных башен – был таким трогательным? Ведь в любой момент каждая деталь этого облика может быть навсегда стерта, утрачена, а здания, простоявшие века, разрушены в одну минуту вражеским бомбардировщиком; и в этой хрупкости, беззащитности перед лицом войны есть великая ценность. Возможно, большая, чем человеческая жизнь. Сколько жизней они простояли здесь – Адмиралтейство, дома, дворцы? Альпинисты рисковали собой, чтобы сберечь свой город, ленинградцы оставались здесь, потому что любили его. И теперь эта ускользающая, смертная красота порой показывалась тому, кто еще умел видеть. Николай Иванович грел озябшие руки в карманах пальто и сам не знал, зачем шел, зачем впитывал в себя этот сотни раз виденный пейзаж сейчас, когда вокруг война, голод и безнадега.
Тем временем мальчик Пашка, сжимая в руке медный чайник с привязанной крышкой, шел своей дорогой. Он спрашивал у прохожих, где находится госпиталь. Кто-то отделывался невразумительным взмахом руки, кто-то просто проходил мимо, не замечая мальчика. Наконец перед ним остановился пожилой мужчина:
– Чего тебе, мальчик?
– Скажите, пожалуйста, где находится госпиталь?
– Какой тебе госпиталь нужен?
– Для военных. У меня там папка лежит. – Где-то в глубине души Пашка знал, что никакой папка там не лежит, что «он пропал без вести и предположительно убит», но верить этому не хотел. Ведь если он перестанет верить в папу, куда же ему тогда идти?
– А, так тебе Свердловка, наверное, нужна. Иди сейчас вперед воооон до того дома с балконом, потом повернешь направо и вперед, по правую руку будет.
– Спасибо, – поблагодарил Пашка.
– А чего это ты, мальчик, один ходишь и с чайником? – опомнился прохожий, оглядев ребенка. Но Пашка изо всех сил побежал вперед, чтобы дед его не догнал, не стал расспрашивать дальше, не узнал, что он совсем один остался. А то сдадут в детдом, и папку он не найдет. Запомнил дом, потом обернулся на бегу, забежал в какую-то подворотню, понесся дворами. А то дед еще милиционеру пожалуется, тот Пашку догонит и в детдом отдаст, думал беглец. Откуда ему было знать, что его собеседник, пожав плечами, отправился по своим делам, даже не думая преследовать мальчика или сообщать о нем: у всех свои заботы, и случайному прохожему вовсе нет до него никакого дела. Чужой ребенок, своих-то кормить нечем…
Пашка бежал и оглядывался, в проходящих людях ему чудился силуэт того прохожего, который по мере вооброжаемой погони и вовсе обрел страшные черты. Он совсем запыхался, плутая по дворам-колодцам, через черные ходы каких-то незнакомых подъездов. Наконец остановился отдышаться. Хлюпнул носом, вытер варежкой рот.
– Эй, пацан! – раздалось вдруг сверху. Пашка поднял глаза. На куче хлама – старой ванне, перевернутой вверх дном, ящиках и тряпье – восседал длинный рыжий оборванец лет двенадцати. Его лицо, покрытое веснушками, и наглая ухмылка большого рта не сулили ничего хорошего. Рядом с рыжим восседало еще несколько мальчишек – настоящая банда. Предводитель группы поманил пальцем: – А ну поди сюда. Что это у тебя в руках?
Пашка попятился, крепче сжав свою ношу.
– Язык, что ли, отсох? Отвечай, когда тебя спрашивают! – прикрикнул на него один из мальчишек.
Пашка снова попятился:
– Ча-чайник, – ответил он, заикаясь.
– Чачайник? – хохотнул рыжий, передразнивая Пашку. Остальные мальчишки загоготали, предвкушая развлечение. – И зачем же ты с чачайником гуляешь по нашему двору?
– Я мммм-мимо шел, мне в госпиталь надо. – Пашка стал еще сильнее заикаться. Он вдруг понял, что совершенно один и некому его защитить от этих злых мальчишек. Шестым чувством осознал он свою грядущую роль жертвы, загонщики которой сейчас скалят зубами. Плутать ему в незнакомых дворах и переулках, пока они не нагонят его и… Что будет потом, Пашка еще не представил, но явно ничего хорошего. Вот когда рядом был папа, такие мальчишки даже и не думали приставать к нему.
– Ну-ка дай сюда свой чачайник, – потребовал рыжий. – Посмотрим, что у тебя там.
Нельзя отдавать чайник. Там лежат продуктовые карточки, единственная ценность в этом страшном взрослом мире. Когда-то мир был другим, но Пашка помнил это очень смутно, потому что был маленький.
– Чего рот раззявил? Неси давай, – снова потребовал предводитель мальчишек. – Шурик, иди посмотри, что там у него.
Розовощекий, как молочный поросенок, Шурик в надвинутой на лоб шапке отклеился от деревянного ящика и потянулся. Пашка развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал что есть мочи. Мальчишки повскакивали со своих мест и с улюлюканием бросились за ним.
Да что же это такое? Неужели в людях не осталось ничего хорошего? То старик этот, теперь мальчишки, и всем от него что-то нужно. Он просто шел к папе в госпиталь. Пашка бежал, бежал, бежал, вилял в переулках, наконец выбежал на улицу в надежде, что там хоть кто-нибудь увидит его, поможет… Ловко брошенный камень влетел ему под коленку, и Пашка хлопнулся в замороженную грязь, ободрав щеку и больно ударившись о что-то твердое. Кто-то подбежал к нему и отвесил пинка. Пашка сжался в комок, спрятав чайник под живот.
Преследователи обступили его, среди них выросла фигура рыжего.
– Это было по-хорошему. Давай, малец, что там у тебя, а не то будет по-плохому.
Кто-то встряхнул Пашку за шкирку и рывком усадил на землю. Щека саднила, от земли тянуло холодом, вокруг были враги, а единственное, что у него осталось, – это старый мамин чайник с продуктовыми карточками, перевязанный размахрившейся ленточкой, и его хотели отобрать.
– А ну отошли от него, быстро! – вдруг раздался мужской голос.
«Папка!» – счастливо подумал Пашка. Но голос был незнакомый. Какой-то немолодой мужчина спешил к сгрудившимся вокруг своей жертвы мальчишкам.
– Пошли отсюда, поганцы! Четверо на одного вздумали! Ни стыда ни совести! Сейчас милицию вызову! – кричал мужчина, приближаясь.
– Ладно, пойдем, парни, – мотнул головой рыжий, и малолетние вымогатели, сбившись в кучку, быстро скрылись в переулке.
– Ты как, малыш, цел? – участливо осведомился мужчина. – На-ка, вот тебе платок, оботри кровь.
Пашка потянулся за платком, приложил к щеке… и вдруг разрыдался. Горько-горько разрыдался оттого, что его папа пропал, мама и Сережа теперь неживые, он остался совсем один, пережил две погони, пинок, а живот от голода совсем подвело. Все ужасы этого непростого мира вдруг свалились на голову одного маленького мальчика, которому и без того несладко было. Все очень плохо, и он, наверное, сейчас умрет, как умерли все остальные, – сам не знает от чего, но, наверное, точно умрет.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
