Являясь домой, он первым делом расстегивал на мне халат и целовал мое тело сквозь новое нарядное белье, потом нес на широкую кровать, заменившую нам скрипучий продавленный диван, и, растягивая удовольствие, спускал с моей груди сначала бюстгальтер, затем крошечные трусики, и всю меня покрывал поцелуями. Ему нравилось, когда я билась в его руках от восторга и наслаждения. И, как я уже сказала, это стало нравиться ему даже больше, чем получать удовольствие самому. В такой момент он казался сам себе всесильным супермужчиной, который один только и может довести женщину до исступления. Потом он шел в душ, после этого уже я отдавала ему долг, а затем мы в обнимку отправлялись ужинать.
Назаренко так ни разу и не сказал мне ни одного слова любви. Он не предлагал мне и замужества, но я всерьез считала, что он не предложил бы его никому. Таким уж он был человеком. Свою собственную семью он вспоминал редко и с отвращением. По его словам, рано умерший Назаренко-1 был домашним деспотом и тираном, а мамаша – тупая безмозглая курица, которая во всем потакала отцу и позволяла ему издеваться над сыном. Каким образом Назаренко-старший это делал, Назаренко-младший так никогда мне и не рассказал, но я зря вовремя не сделала вывод из того факта, что Людмила Борисовна считала своего сына точной копией папаши.
Дела Назаренко медленно, но верно шли в гору. Постепенно он открыл второй магазин, потом третий. Каким-то образом он обходил все препятствия и препоны, которые возводило на пути частного бизнеса государство, и магазины его процветали. Ни калачи, ни батоны уже не рассыпались в мелкую крошку, а упруго держали любой нож и радовали глаз сдобной ноздреватой мякотью. Вместо булочек с кремом, которые так у Назаренко и не пошли, он выпускал буше, эклеры и корзиночки с ягодным джемом. Изделия паковались в прозрачные пластиковые контейнеры с витиевато выполненной малиновым с золотом надписью – названием фирмы (вы не поверите!) «Маргарита». Соперничать с кондитерскими изделиями «Маргариты» мог только знаменитый ресторан «Метрополь», но мне казалось (возможно, мое мнение было предвзятым), что пирожные Назаренко вкуснее и красивее упакованы.
Когда мой муж (а я именно таковым считала владельца «Маргариты») купил дачу под Питером, я решила, что лучше уже жить невозможно. Тогда я даже не подозревала, насколько недалека от истины. Лучше жить нам с Назаренко было уже невозможно, и мы стали жить хуже. Все началось с домработницы, которую он вдруг решил нанять. Сначала я этому обрадовалась. Еще бы! Работы по даче и квартире в Петербурге было по горло, и домработница, конечно же, мне здорово поможет. Пятидесятилетняя Анна Андреевна Птицына, явившаяся из бюро по найму, действительно помогла. Я почти перестала заниматься домашними делами и, заскучав, попросила Назаренко взять меня на какую-нибудь должность в свой бизнес. Он долго не соглашался, но потом уступил: посадил в одном из офисов и поручил вести переговоры с не слишком серьезными клиентами. А раз клиенты не слишком серьезные, я и относилась к ним несерьезно, тем более что на подхвате всегда имелись две женщины, которые рады были услужить жене хозяина, если той хотелось в рабочее время прошвырнуться по магазинам.
Однажды, устав от телефонных переговоров, я решила наведаться в один меховой магазинчик, в котором специально для меня оставляли эксклюзивные модели. Именно в тот день в магазине мне предложили потрясающее манто из голубой норки. Разумеется, я его купила. Я взяла такси и поехала домой. Не тащить же мне было манто в офис.
С одной стороны, лучше бы мне было не видеть того, что я там увидела. С другой стороны, лучше увидеть, чтобы быть в курсе и больше не обманываться на счет собственного «мужа».
Короче говоря, я застала Назаренко в нашей с ним кровати с домработницей Анной Андреевной Птицыной. Я долго стояла в дверях и наблюдала за процессом, как когда-то Наташа Ильина «любовалась» мной и Ленечкой. Хорошо, что я не была беременной, как она, а то все могло бы закончиться плачевно теперь уже для меня. Счастливые любовники стороннего наблюдателя не замечали, а я удивлялась тому, что при найме домработницы не заметила, как она хороша собой. Пятидесятилетний возраст казался мне тогда запредельно древним, и я не рассматривала эту женщину как возможную соперницу. Сейчас я видела ее со спины, и эта спина, сильная, прямая и величественная, произвела на меня неизгладимое впечатление. Анна Андреевна была полноватой, но крепкой, с красивыми формами. В зеркале моего туалетного столика я видела ее грудь, чуть провисшую, но сдобную и пышную. Темно-каштановые, вероятно крашеные, волосы слегка растрепались и стояли вокруг головы рыжеватым ореолом.
Когда любовники собрались поменять позу, Анна Андреевна встретилась со мной глазами. Она не вскрикнула и не подумала прикрыться. Она кивком показала Назаренко, куда и ему незамедлительно следует посмотреть.
Никакого смятения в его глазах я тоже не заметила.
– Оставь нас, Аня, – совершенно спокойно сказал он.
Та, которую назвали Аней, поднялась с постели и абсолютно бесстыдно прошла мимо меня обнаженной. Я же (весьма запоздало) пыталась получше разглядеть ее лицо, которое ранее не баловала вниманием. Оно оказалось тоже весьма выдающимся: чуть хищное, холеное, практически без морщин и с пухлыми, густо-коричневыми, вусмерть зацелованными Назаренко губами. Как-то сразу обессилев от этого зрелища, я упала в кресло возле того самого туалетного столика, в котором пятидесятилетняя домработница Птицына только что отражалась.
– Тебе придется с этим смириться, – заявил мне Назаренко, когда за домработницей закрылась дверь.
– С чем? – непослушными губами проговорила я.
– С тем, что у меня были, есть и будут другие женщины.
– Были?
– Да, были.
– Всегда были? Даже когда… – Я не могла продолжать, потому что у меня вдруг что-то сделалось с горлом.
– Всегда, – жестко сказал Назаренко.
– Врешь… – выдавила я.
– Ну… какое-то время, конечно, не было, но потом… В общем, мне мало одной женщины.
– Почему же? Кажется, что я…
– Дело не в тебе, Рита, – поморщился Назаренко. – К тебе у меня нет никаких претензий. Просто меня не бывает дома сутками, а ты… словом… ты не всегда оказываешься в нужном месте в нужное время… Только и всего. Еще и работу себе выпросила! На кой черт тебе этот офис?! И бабенциям только мешаешь! Они без тебя в десять раз быстрее работали!
Назаренко говорил справедливые вещи. Я и сама понимала, что сотрудницы офиса в восторге от меня не были, но… В общем, я казалась себе привилегированной особой, которой позволено все, а те, которые непривилегированные, – пусть помалкивают в тряпочку до тех пор, пока не найдут себе такого же Назаренко в личное пользование.
– То есть ты хочешь сказать, что… развлекался тут с домработницей, потому что я была в офисе? – горько усмехнулась я.
– Сегодня уж точно поэтому, – согласился Назаренко. – Мне пришлось заехать домой за документами, а тебя, увы, нет.
– А Птицына давно к твоим услугам?
