Лоредана кинула еще один взгляд на Бонни, активно флиртующую с окружающими ее поклонниками, и вздохнула.
– И все же она явно расстроена…
– Расстроена? – На неискушенный взгляд Полетт, Бонни вовсе не выглядела столь уж расстроенной. Рыжеволосая красавица, судя по внешнему виду, просто упивалась тем впечатлением, которое производила на приглашенных.
– Что-то ее беспокоит. Больно много она пьет, – с неодобрением отметила Лоредана. – А ей хорошо известно, как относится к этому ее муж. Обычно она ведет себя куда осторожнее.
Одаряя окружающих лучезарной улыбкой, через зал прошествовал Франко.
– Ты что, решила удрать от меня? Не выйдет! Пойдем… хочу познакомить тебя со своими друзьями.
Вечеринка становилась все более шумной. Полетт уже не соображала, который пробил час, когда Лоредана, подойдя к Франко, тихо прошептала тому на ухо что-то по-итальянски. Полетт разобрала лишь имя «Бонни» и замерла. Лицо Франко окаменело.
А действительно, где Бонни? Прошло уже немало времени с тех пор, как Полетт в последний раз видела ее.
В то же мгновение Франко выскочил из зала.
– Куда он помчался? – поинтересовалась Полетт у его сестры.
Лоредана поджала губы.
– Я просила его поискать Бонни. Она явно перепила, а когда она напивается, то может быть… некорректной, – ответила она, тщательно подбирая слова.
Секунду поколебавшись, Полетт бросилась за мужем. Она заметила Франко на лестничном пролете и помчалась вслед. Тот явно знал, куда направляется, и она чуть не потеряла его на повороте коридора, достигнув изгиба как раз в тот момент, когда Франко резко распахнул одну из выходящих туда за углом дверей.
Прежде чем открыть дверь, Полетт услышала, как Франко что-то гневно кричит по-итальянски.
Ворвавшись в комнату, она обнаружила наполовину раздетую Бонни, развалившуюся на постели перед смущенным молодым человеком, бормочущим слова раскаяния и одновременно пытающимся застегнуть молнию на брюках. Рядом с ними, сжав кулаки, стоял Франко, гневно полыхая глазами на раскрасневшемся лице.
– Ты же меня не хочешь! – визжала Бонни, пытаясь все же прикрыть простыней обнаженную грудь. – Так какого же черта ты бесишься? Неужто ревнуешь?
В то время как юноша, бросая на Франко робкие взгляды, пытался улизнуть от ожидаемого возмездия, Полетт испытала чувство, близкое к умопомрачению. Чтобы не рухнуть на пол, она ухватилась за ручку двери, устремляя изумленный взгляд на Франко и Бонни.
Супруга Карлоса Мендосы издала истеричный смешок.
– Смотрите-ка, а вот и разгневанная невеста пожаловала… Входи, входи, дорогуша. У нас нынче день открытых дверей!
Франко резко обернулся, однако лицо его, как всегда, казалось абсолютно бесстрастным.
– Подойди сюда, Полетт.
– А она вовсе не такая уж скромница, – вновь захохотала Бонни. – Я же все про нее знаю. У Карлоса в столе лежит на нее досье. Мать страдала бешенством матки, а папаша – вор-растратчик. Ничего себе родословная, а?
– Заткнись! – взревел Франко.
– А первым ее мужем оказался педик, – не унималась Бонни. – Неужто после подобных известий тебя не стошнит от твоей новобрачной?
Франко вздрогнул. Окинув Полетт холодным взглядом сузившихся глаз, он процедил сквозь зубы:
– Твой муж был гомосексуалистом? И ты молчала?
Полетт, пылая от стыда и ярости, выскочила из комнаты. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной. Значит, Карлос Мендоса собирал на нее досье? Но особо ее потрясло то, что все это стало известно этой негодяйке Бонни, для которой подобная информация была просто подножным кормом.
Франко поймал Полетт на лестнице, прежде чем той удалось ускользнуть в спасительное убежище спальни. Отнюдь не нежно он сжал ей запястья.
– Возьми себя в руки!
Полетт трясло от гнева и стыда. Лишь прошлой ночью она собиралась сообщить Франко подлинную правду о своем замужестве, но он не слишком внимал ее словам.
Крепкими руками Франко сжал ее плечи.
– Это верно?
– Тебе-то что! – выкрикнула она. – Отчего бы тебе не поинтересоваться у этой мерзкой бабы, почему она так настырно вмешивается в историю моей жизни и трактует ее так, как ей угодно?
– Я вполне могу это сделать и позже, – сказал он совершенно спокойно, обнял ее за плечи и повел вниз, желая присоединиться к вечеринке. – Улыбайся, – резко произнес он, прижимая Полетт к себе.
Как прошел остаток свадебного торжества, она уже не запомнила. Удавалось ли ей улыбаться? Полетт так и не поняла, отчего Франко разозлился на нее. Ведь гневаться следовало именно ей.
Уже в спальне он подошел к ней, стоящей возле окна, и коснулся ладонями ее хрупких плеч.
– Ты словно ящик Пандоры… А чего еще я не знаю? – дыхнул он ей в затылок.
– Не я одна скрываю свои секреты, – напомнила ему Полетт. – Я тоже до поры до времени не подозревала о твоих взаимоотношениях с Бонни.
– Это другое дело. У нас с ней ничего не было.
– А какое право имеет твой отец копаться в моем прошлом?
– Мне следовало ожидать…
– И это все, что ты можешь мне ответить?
– Что было, то прошло, – сухо заметил Франко. – Хотя и мне самому надо бы было проделать то же самое…
Полетт недоверчиво обернулась.
– Не понимаю, о чем ты.
– Как видно, неважно действует служба безопасности отца, если Бонни удалось залезть в его личные бумаги. – Франко пристально посмотрел на нее. – Мне кажется, тебе придется начать сначала и рассказать мне всю правду.
Полетт передернула плечами.
– Вчера ночью тебя это отнюдь не интересовало.
– Вчера ночью я и не подозревал, что ты что-то скрываешь.
– А я и не скрывала. Мое замужество – это мое личное дело. Хочу рассказываю, хочу – нет!
Франко сузил глаза.
– Шесть лет назад оно было и моим.
– Однако, когда я рассказала Арманду о том, что произошло между мною и тобою, он ответил, что для него это не имеет никакого значения.
– Как он ответил? – изумленно переспросил Франко.
– Я хотела отказаться от свадьбы, но он умолял меня не делать этого. Сказал, что я ему необходима… что он не представляет своей жизни без меня. Уверял, что прощает мне абсолютно все и что нет смысла разрушать наше будущее из-за какой-то глупой ошибки.
– И ты это спокойно проглотила… Dio! – воскликнул Франко, широко разводя руками, тем самым словно желая подчеркнуть все безумие ее поступка.
Полетт всхлипнула.
– Я полагала, что он все прощает, потому что безумно любит меня, и мне не хотелось его огорчать…
