Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Но потом пришла беда — стал потихоньку прикладываться к спиртному, которого до определенного момента на дух не переносил.
Случилось в давние времена его теплоходу доставлять в бухту Эклипс, что у побережья Таймыра, груз, предназначенный для военных. Встали на якорь в миле от берега и начали возить тюки с ящиками судовыми мотоботами. Для этой авральной работы собрали всех свободных от вахты, включая Тихонова.
Во время очередного челночного рейса хлопнуло по борту высокой волной, и молодой рулевой оказался в ледяной воде. Благо глубина была небольшой, а до берега всего 200 метров.
Кое-как доплыл, а когда выбрался из воды — зуб на зуб не попадал. Вояки тут же налили стакан чистого спирта.
— Пей, салага, если не хочешь заболеть! — приказал офицер.
Он выпил, даже не ощутив вкуса. Потом согрелся у костра и отправился бережком на разгрузку.
В итоге действительно не заболел, но состояние после принятой на грудь дозы понравилось. Так и пристрастился.
Позже с пьянкой у Тихонова начались реальные проблемы, и дело дошло до списания на берег. Кое-как упросил начальника отдела кадров Приморского морского пароходства написать не совсем уж гибельную характеристику. Тот сжалился — сочинил нечто расплывчатое и невнятное.
С ней Тихонов приехал в Ленинград и долго обивал пороги Балтийского пароходства. Наконец, его взяли рулевым на ледокол «Михаил Громов», но Петров довольно быстро расколол пагубную слабость матроса. И, вызвав к себе в каюту, сказал:
— Мне плевать на то, что у тебя произошло во Владивостоке и за что списали на берег. Здесь ты получил шанс начать новую жизнь. Так воспользуйся им в полной мере и стань нормальным человеком. Я помогу и сделаю все, что от меня зависит. Но если ты сам не захочешь измениться — тебе не поможет никто, и в скором времени ты снова окажешься на берегу. И тогда уж, братец, пеняй на себя. Там без контроля и дисциплины ты просто погибнешь.
Несмотря на молодость, Петрова на судне уважали. Матрос крепко задумался, потом кивнул и негромко пообещал:
— Я постараюсь, Андрей Николаевич.
При всех своих недостатках слово Тихонов держать умел. И на протяжении последних четырех лет употреблял спиртное лишь по большим праздникам и в самых скромных количествах.
* * *
Севченко сидел за рабочим столом в передней половине капитанской каюты и колдовал над морской картой. Стол освещался единственной лампой. На столе стоял стакан с остывшим чаем.
Вначале Валентин Григорьевич отмерил от последней координатной точки «Новороссийска» пройденное им за сутки расстояние и сделал на карте новую отметку. Затем он собирался вычислить оставшуюся дистанцию до «Громова» и рассчитать время до встречи ледоколов.
Его работу прервал громкий и настойчивый стук в дверь.
— Войдите, — отозвался он.
В каюту ввалились Тихонов, Зорькин, Беляев. Остальные бунтовщики не поместились и застыли у порога.
— Это что еще за явление? — нахмурил брови капитан.
По заранее обговоренному плану никто вступать с ним в полемику не собирался. Тихонов по-хозяйски прошелся по рабочей зоне, осмотрелся.
— А неплохо капитан поживает. Четыре года хожу на «Громове», а в командирских хоромах еще не бывал.
Севченко насторожился, но виду не показал.
— Что это значит? — спокойно спросил он.
— Наверное, и паек дополнительный положен? Чтоб дрейфовалось веселее… — Тихонов уже осматривал капитанскую спальню.
— Вышел оттуда, матрос! В карцер захотел?!
— Товарищ капитан, вы это… арестованы, — кашлянул в кулак радист Зорькин. И, дернув телефонный провод, оборвал его.
Валентин Григорьевич глядел на происходящее с недоумением; в глазах закипала злоба, кулаки сжимались сами собой.
Из спальни вышел Тихонов, неся рюкзак.
— Вы посмотрите, сколько в портах нагреб! Он еще и спекулянт!.. — открыв рюкзак, рулевой матрос достал пачку испачканных авиационным маслом крохотных распашонок. Копируя интонацию Севченко, он съязвил: — Бардак развели, товарищ капитан!
— Положи, где взял!
Севченко поднялся с кресла и сделал два шага в сторону Тихонова.
— Тихо, тихо… — встали у него на пути Зорькин с Беляевым.
Здоровяк Беляев был на голову выше капитана и одним видом внушал ужас. Валентин Григорьевич остановился, секунду поразмышлял и снова уселся в кресло.
Лидеры бунтовщиков стали покидать каюту. Последним выходил Тихонов.
— Остаешься здесь, — сказал он стоявшему за порогом Кукушкину. Сунув в его руку ракетницу, предупредил: — Это на всякий пожарный. Смотри, чтоб никуда не рыпнулся…
Пилот шагнул в каюту, прикрыл дверь и наткнулся на испепеляющий взгляд капитана.
Не выдержав, отвернулся. По всему было видно, что от вынужденного участия в заговоре Кукушкину не по себе. Помявшись у двери, он присел на стоящее в углу гостевое кресло.
Севченко отлично видел его замешательство и стал «давить на психику»: расслабленно откинулся на спинку, заложил руки за голову. И принялся сверлить «вертухая» взглядом…
* * *
Примерно в такой же вальяжной позе пребывал и Петров, находясь в своей каюте.
Будучи под арестом, он прекрасно высыпался в течение дня, а потому ночью частенько бодрствовал, размышляя о смысле жизни, вспоминая семью или родителей.
Вот и сейчас он сидел за столом под тусклым лучом включенного фонаря. Держа в руках фотографию своих родителей, Андрей рассматривал родные лица, вспоминал детство…
Они жили в трехэтажном доме в одном из пригородов Ленинграда. Отцу дали отдельную служебную квартирку из двух комнат с общим туалетом на этаже. В начале шестидесятых это считалось благоустроенным жильем, так как по соседству стояло множество двухэтажных бараков с водяными колонками и вонючими деревянными будками во дворах. А во дворе дома Петровых было чисто, ровным рядком располагались сараи.
Летом дверь в квартиру была всегда нараспашку, впрочем, как и у всех остальных. В проеме колыхалась сквозняком цветастая занавеска. В длинном коридоре и на лестнице всегда пахло жареной картошкой или рыбой. О телевизорах тогда не слыхали — приемники и те были редкостью.
Ванной или душевой комнаты в доме не было вообще. По мелочи ополаскивались на кухне под краном единственной раковины. Зато каждую неделю всей семьей ходили в баню. И это был целый ритуал.
Тогда в бани ходил почти весь город, за исключением счастливчиков, проживающих в шикарных квартирах: номенклатурных работников, артистов, ученых, генералов и адмиралов…
Семья Петровых посещала ближайшую баню, что стояла напротив уютного сквера, название которого Андрей благополучно забыл. После помывки собирались на одной из лавочек. Мама всегда задерживалась, высушивая и укладывая свои роскошные волосы, а папа с Андреем ееждали.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
