Примерно в это же время автоматические ворота поместья открылись, впуская белый «даймлер», в котором сидели две дамы — одна за баранкой, другая на переднем пассажирском сиденье.
— А все-таки хорошо, что ты забрала меня домой, — сказала Эстер, поглядывая сквозь окошко автомобиля на пестреющие цветами клумбы.
— Из-за этого я пропущу крупнейшую в году выставку собак в лондонской «Олимпии», — проворчала Нора.
— Действительно, зачем сидеть в клинике весь уикенд? — продолжила Эстер, пропустив замечание сестры мимо ушей. — А с профессором Жиро я побеседую в понедельник по телефону.
— Правильно, — сказала Нора, направляя «даймлер» к крыльцу, неподалеку от которого стоял «вольво» Дейва. — Пусть он наконец скажет тебе, что при диабете без нужды на операционный стол ложатся одни идиоты.
— Фу, какая ты грубиянка! — рассмеялась Эстер. — Чем ворчать, лучше помоги мне внести в дом саквояж. Вот так… Идем пока в гостиную. Видишь ли, Дейв предоставил Софи и Молли отпуск, поэтому… Ой! Что это? Кто это там на полу? — В изумленном тоне Эстер зазвучали истерические нотки.
— Дьявол! — процедил Дейв сквозь зубы.
Он быстро подтянул джинсы, застегнул молнию и встал с ковра, одновременно помогая подняться Дженни. Та поспешно одернула юбку, незаметно отфутболила свои трусики под диван и тоже принялась застегивать блузку, не попадая пуговицами в петли. Длинные спутанные волосы наполовину скрывали ее лицо, оставляя на виду лишь губы, которые после пылких поцелуев приобрели ярко-коралловый оттенок.
— Сынок! — воскликнула Эстер. — Боже правый… Кого ты привел в дом?
Сказано это было таким тоном, что Дженни сделала движение к двери с явным намерением удрать. Однако Дейв крепко схватил ее за руку.
— Успокойся, мама, — произнес он, попутно кивнув Норе, на губах которой при виде обнимающейся парочки возникла странная довольная улыбка. — Это моя невеста.
— Н-невеста? В самом деле? Позволь, ведь это, если не ошибаюсь, Эвелин, дочь сэра Тимоти Гринауэя?
Отодвинувшаяся к окну Нора издала сдавленный звук, будто поперхнувшись. Дейв покосился на нее.
— Не угадала, мамочка. И вообще… Моя будущая жена простого происхождения, — с вызовом произнес он.
Эстер хватилась за сердце.
— О Боже! Жениться на первой встречной?
— Ничего подобного, — горячо возразил Дейв. — Ты прекрасно знаешь мою избранницу.
Оглянувшись, он выдернул из-под развалившегося на кресле сэра Люка Сэмюэля Пусса кудрявый парик, нахлобучил на макушку Дженни, затем нацепил той на нос очки и повернулся к Эстер.
— Узнаешь?
Во все глаза уставившись на Дженни, Эстер несколько мгновений открывала и закрывала рот, словно вытащенная на берег рыба.
— Как! — вскричала она, обретя наконец голос. — Моего сына хочет окрутить моя же собственная медсестра?
— Я пока не дала согласия, — с достоинством произнесла Дженни, стаскивая парик и очки.
Однако Эстер, кажется, даже не услышала ее.
— Подлая авантюристка! Втерлась ко мне в доверие, а сама тем временем вынашивала далеко идущие планы? И ты вообразила, что это сойдет тебе с рук? Да я в полицию сейчас… Где… куда подевался телефон?
— Не торопись, — отделилась от подоконника Нора. — Все совсем не так, как выглядит на поверхности.
Дженни взглянула на нее.
— Видите, тетя Нора, ничего хорошего из нашей затеи не получилось.
Дейв и Эстер одновременно посмотрели сначала на Нору, затем на Дженни и обратно.
— Что поделаешь, девочка, — вздохнула Нора. — Когда-то же надо было сказать правду.
— Какую правду? — недоуменно спросил Дейв. — Что здесь, черт побери, происходит?
Нора подошла к уставленной бутылками со спиртным тележке, выбрала сосуд с надписью «Шивас ригал» на наклейке, плеснула в стаканчик немного коричневатой жидкости, опрокинула в рот, шумно втянула носом воздух и тут же налила вторую порцию. Только завершив все эти манипуляции, она произнесла, глядя на Эстер:
— Дженни ни в чем не виновата. Это все я придумала. Мне хотелось, чтобы ты привыкла к девочке.
— Почему я должна к ней привыкать? — раздраженно спросила Эстер.
— Потому что… — Нора сделала небольшую паузу, чтобы отпить еще глоток виски. — Потому что Дженни твоя дочь.
С губ Эстер слетел нервный смешок.
— Ну вот, поздравляю, белая горячка! А ведь сколько раз я говорила, что пристрастие к выпивке не доведет тебя до добра…
— Напрасно смеешься, — сказала Нора, роясь в сумочке. — Помнишь бирку, которая была привязана к ручке новорожденного Дейва? Ту самую, где пол младенца помечен как женский? Так вот тебе подтверждение. — Она протянула Эстер какие-то бумаги.
— Что это? — спросила та.
Ироничная улыбка медленно сползла с ее лица.
— Справки из хэмпстерской больницы. У тебя родилась девочка. Просто в тогдашней суматохе ее случайно подменили на мальчика. К сожалению, я узнала об этом не сразу, и…
Пока Нора говорила, Эстер пробежала глазами бумаги, да так и плюхнулась в кресло, весьма кстати оказавшееся рядом.
— Но как же это?.. Сынок! — Она подняла взгляд на Дейва. — Как же так?..
— А это не подделка? — взволнованно произнес тот, повернувшись к Норе.
Но ответила ему Дженни.
— Нет. И я могу это доказать.
Без дальнейших разговоров она сбегала в свою комнату, чтобы достать из упакованной дорожной сумки пожелтевшие от времени листы. Дженни обнаружила их среди вещей умершей мамы Мэнди. Эти документы тоже были из больницы Хэмпстера, только свидетельствовали о рождении мальчика.
Когда Дженни вернулась в гостиную, первой взяла принесенные ею бумаги Нора.
— Ну да, так и есть… — пробормотала она, читая. — Пациентка Мэнди Прайс, младенец мужского пола, вес восемь с половиной фунтов, дата и время… Все сходится. А отца твоего зовут Фил Прайс, — сообщила она Дейву, передавая справки Эстер. — Он живет в Уэльсе, город Куорри. До недавних пор там же жила и Дженни.
— Наслышан, — мрачно произнес Дейв. — Значит, мой отец саксофонист… — добавил он, задумчиво глядя на стоящую на камине рамку с фотографией покойного Джорджа Бенджамина Блэквуда.
— Да, дорогой. — Нора вынула из сумки снимок Фила и прислонила его краем к рамке. — Вот как он выглядит сейчас.
— Откуда у тебя это фото? А впрочем… — Не договорив, Дейв некоторое время пристально всматривался в изображение своего настоящего отца.
Дженни и Нора внимательно наблюдали за ним.
Эстер же сидела в каком-то ступоре.
— Впору спеть «Страну отцов моих», — наконец произнес он с кривой усмешкой.
