Вот почему родительская нежность в один год считается обязательной, а спустя три года превращается в нечто недопустимое. Вот почему в один год родителям советуют не брать детей на руки, когда они плачут, а через пару лет за то же самое поведение их называют жестокосердными людоедами. Вот почему пюре «Гербер» неожиданно становится чистым ядом, который ни одна хорошая мать в руки не возьмет, хотя целое поколение, в котором есть писатели, руководители крупных фирм и даже нобелевские лауреаты, прекрасно выросло на этом детском питании.
Неопределенность заставляет родителей покупать игрушки «Маленький Эйнштейн», хотя нет никаких доказательств того, что они позитивно влияют на когнитивные способности детей. Именно из-за неопределенности мой друг, яркий, умный человек, из самых добрых побуждений спросил меня, почему я не учила сына языку жестов, когда он был маленьким. («Потому что мама не учила меня подписывать документы, — ответила я. — А теперь посмотри-ка! Я стала достаточно умным человеком и способна заполнить налоговую декларацию!»)
Вот почему в любом книжном магазине целые полки заполнены сотнями, даже тысячами книг с советами для родителей — причем очень часто эти советы абсолютно противоречат друг другу. У нас нет народной мудрости.
«В старых, статичных культурах, — пишет Мид, — человек мог найти стандарт поведения — ребенка считали младенцем, пока он не начинал ходить, малышом, пока у него не выпадали зубы и пока он не мог пасти коров на пастбище… Но в Америке таких фиксированных стандартов не существует. У нас есть только младенцы этого года».
Неопределенность заставляет родителей школьников перегружать расписания своих детей занятиями, которые, как им кажется, лучше подготовят их к будущей взрослой жизни. Мид считает, что лучшее, что можно сделать для ребенка, — это научить его быть сильным и добиться процветания самостоятельно. Но как научить самостоятельному процветанию, никто не знает, а вот отправить малыша в шахматный класс, развивающий стратегическое мышление, записать в спортивную секцию, чтобы он научился командному духу, настойчивости и упорству, способен любой родитель.
Мы больше не готовим детей к торговле, работе в гильдии или на ферме. Американское общество со времен Второй мировой войны считает, «что все молодые люди должны идти во взрослую жизнь единым, раз и навсегда определенным путем» — а именно от детского сада до двенадцатого класса, а оттуда в колледж, если ребенку повезет иметь родителей из среднего класса.
Такой путь превращает всех сверстников в потенциальных конкурентов, оцениваемых по стандартной процедуре. Единственное, что в таких обстоятельствах могут сделать родители, — это дать детям толчок. Они культивируют собственных детей с таким же усердием, с каким дети когда-то культивировали семейные поля.
Об этом хорошо написала Нора Эфрон: «Родительство — это не просто воспитание ребенка, а полная трансформация, которую можно сравнить с откормом гуся на фуа-гра».
Когда Мид писала «И твоя пудра должна быть сухой», Соединенные Штаты были довольно однородной нацией. Прошло двадцать три года, прежде чем президент Джонсон подписал Акт об иммиграции и национальности 1965 года, который облегчил въезд в страну иммигрантам из Азии, Латинской Америки и Африки. И с этого времени мы стали самой разнообразной нацией мира. Теперь наблюдения Мид приобретают новый смысл.
Экономика глобализуется, мировые границы стираются. Теперь родители должны не только подготовить детей к жизни, которая будет совершенно непохожа на их собственную, но еще и к жизни, которая потенциально может вестись на другом языке.
Тревога заставила родителей в 1980-е годы записывать детей на курсы японского, а сегодня — китайского (в 2007 году «Nickelodeon» даже выпустил мультфильм на китайском языке «Здравствуй, Кай-лан»). Складывается впечатление, что родители, не знающие, к какому именно будущему готовить детей, решили подготовить их абсолютно ко всему.
Лесли высказывала свою тревогу с откровенной прямотой. Но о том же мне, хоть и чуть иначе, говорили многие другие родители. Например, Крисси, мама из миннесотского «Комитета», которая составила для своих четырех детей потрясающую программу внешкольных занятий. После семинара ECFE я спросила у нее, каков основной источник ее внутреннего родительского беспокойства.
— Думаю, таких источников много, — ответила она, — но больше всего меня нервирует Том Фридман.
Она имела в виду колумниста «Нью-Йорк Таймс», который часто пишет статьи о глобализации. Должна добавить, что в разговоре с Крисси мы ни разу не говорили о глобализации.
— Я имею в виду его книгу «Плоский мир», — пояснила Крисси. — Он пишет, что китайцы и индийцы тратят столько сил на воспитание своих детей, что очень скоро они займут все рабочие места. Прочитав эту книгу, я была в ужасе!
Она живо представила себе, как будущие рабочие места ее детей занимают студенты из Дели!
Но разве ей не кажется, что у ее четверых детей есть масса естественных преимуществ? Они белые, принадлежат к среднему классу и получили хорошее образование…
— Да, конечно, у них масса преимуществ, — ответила Крисси. — Но мир меняется. На моей жизни уже произошло столько перемен! Невозможно предсказать, что произойдет через десять-пятнадцать лет.
Родительскому стилю Крисси явно недостает уверенности народа, о чем и писала Мид.
Оптимизированный ребенок. Часть II
Может быть, Лесли и считает увлечение спортом менее полезным для поступления в колледж, чем геометрию. Но так думают не все родители. Наши представления о том, что будет полезно для наших детей, весьма причудливы и основываются на странной комбинации предположений и личного опыта. «Тигриное» родительство принимает самые разные виды и формы.
В этом я убедилась летним вечером в еще одном пригороде Хьюстона, Миссури-Сити. Я сидела в парке со Стивом Брауном. Миссури-Сити отличается от Шугар-Ленда — здесь живет больше афроамериканцев (42 процента), и уровень дохода хоть и вполне приличный, но пониже.
Роднит Миссури-Сити с Шугар-Лендом почти патологическое увлечение спортом. Стив — настоящий фанатик. Мы пришли в парк, чтобы посмотреть, как его семилетний сын играет в футбол.
— Схватка будет сегодня? — спросил у сына Стив, когда мы усаживались на пластиковые кресла. Стив и его жена — уроженцы юга. Они чернокожие и живут в более скромном районе, чем Лесли. Дома здесь стоят около 150 000 долларов. Но в парке различия не чувствуются: ухоженных спортивных полей и площадок здесь столько, что глаза разбегаются.
— Нет, — ответил сын. — В субботу.
Он убежал на поле, а мы устроились в тени.
Я спросил у Стива, кто выбрал футбол — сам мальчик или родители.
— Это была… семейная идея, — ответил он.
Стив — мужчина обаятельный, общительный, энергичный. Его широкие плечи постоянно напрягались, когда он наблюдал за игрой сына.
