Иногда меня навещали Иеремия и Иав, которые телепатически рассказывали о моей миссии на Земле. Они сообщили, что вскоре больше не смогут приходить ко мне. На меня начнет действовать влияние земной энергии, и я забуду о цели своей жизни. Я должен был сохранить их наставления в своей душе, чтобы они не были утеряны.
Общение между мной и проводниками происходило не с помощью речи; скорее, это была ментальная передача информации между нашими духами. Нам было не нужно озвучивать мысли, потому что мы читали их в ту же минуту, когда они появлялись в нашем сознании. Однако на Земле все люди говорят на разных языках, и мне было нетрудно заметить, что многое из того, о чем они говорят, не находит своего подтверждение в их сердцах. Когда я спросил Иава, почему так происходит, он объяснил, что такое общение называется ложью. Оно не отражается в сердце, потому что не искренне. К моему изумлению, он сообщил, что ложь – весьма распространенное явление на Земле, поскольку люди не доверяют друг другу. «Почему?» – задал я вопрос. «Потому что они думают только о себе, – ответил он, – и стремятся только удовлетворить свои инстинктивные желания и потребности. Это огромная трагедия человечества. Она называется эгоизм. Ты должен попытаться избежать этой ловушки, потому что эгоизм уничтожает все, с чем имеет дело».
Как и предсказывали Иеремия и Иав, как только я начал разговаривать на человеческом языке и более активно общаться с окружаюшими, часть моего сознания постепенно стала ослабевать. Мир света, в котором жили мои учителя, стал труден для моего понимания, и я перестал слышать их голоса. Однажды утром я проснулся, помня только о своем детстве на Земле. В тот момент мне было полтора года. После этого жизнь стала намного труднее. Рядом не было никого, с кем я мог бы поделиться удивительными вещами, ежедневно появлявшимися в моей жизни. Женщины, заботившиеся обо мне, занимались только приготовлением еды и окружали меня вещами, которые, по их мнению, могли бы меня заинтересовать. Мне постоянно было скучно. Единственные минуты счастья были связаны с отцом, который стал чаще бывать со мной после того, как мать утратила ко мне всякий интерес.
Иногда отец отсутствовал в течение долгого времени, сражаясь с врагами. Так он говорил. По возвращении он всегда привозил мне чудесные и редкостные предметы и много времени проводил вместе со мной, чтобы компенсировать свое отсутствие. Мать и отец, как могли, избегали друг друга, но, когда они все же встречались, их ссоры и взаимные обвинения пугали меня. Мой плач заставлял их замолчать, но при этом отец всегда покидал мою комнату.
Детство быстро закончилось, и, когда мне исполнилось пять лет, отец стал учить меня пользоваться копьем и коротким мечом. Одним из его любимых развлечений было заставлять меня бороться с рабом, который был гораздо старше меня, как будто бы я был уже взрослым мужчиной. Этот раб прекрасно владел боевыми искусствами, и мой отец очень дорожил им. Я сражался с ним без страха. К тому времени я уже твердо стоял на своих маленьких ногах и был облачен в доспехи, а на моей взъерошенной голове красовался шлем с разноцветными перьями. В левой руке я держал золотой щит, на котором были выгравированы лучи солнца. А в правой руке у меня был маленький меч, с помощью которого я мог сражаться.
Снова и снова мы с рабом сходились в неравной схватке. Сначала он часто побеждал, выбивая меч из моих рук одним быстрым движением. Всякий раз, когда это случалось, отец наказывал меня своим молчанием и отсутствием в течение нескольких дней. Для меня это было гораздо хуже, чем потерпеть поражение в схватке с рабами. Я любил мать, но между нами не было глубокой привязанности. А отца я боготворил, и мне было очень тяжело, если я не мог видеть его и быть с ним рядом.
После нескольких месяцев постоянных тренировок раб уже больше не мог разоружить меня. К семи годам я мог легко справиться с ним. Я знал, что отец гордится моими достижениями, но он никогда не показывал этого. Я знал об этом только потому, что он ежедневно навещал меня, когда не был в отъезде, и всегда приносил прекрасные дары. Он строго следил за моим питанием, не позволяя есть сладкого. Единственное, что мне было позволено из сладостей, это фрукты и соки. Мать приносила конфеты из меда и орехов, но когда отец узнал об этом, его гнев был настолько велик, что мне показалось, что он ударит ее. Он кричал, что она пытается разрушить все, чего он добился, превращая меня в слабака и обращаясь со мной, как с девчонкой. Воины не едят медовых пирогов. Иногда они целыми днями или неделями обходятся без еды. Моя мать пыталась возражать, что я еще не воин, а ребенок, которому нет восьми лет. Отец в гневе швырнул свой шлем об пол и вышел из комнаты в сопровождении своих солдат. С этого момента я перестал есть сладости, которые приносила мать, а вскоре она вообще перестала меня угощать чем-либо.
Возможно, для того, чтобы оградить меня от влияния матери, отец нанял мне наставника, тощего и злобного человека по имени Леонидас. Его работа состояла в том, чтобы обучать меня искусству и стратегии ведения боя. Он был суровым и жестоким и часто наказывал меня без всякой жалости. Он заставлял меня подниматься до рассвета и преодолевать большие расстояния, занимаясь бегом в течение нескольких часов, прежде чем разрешал мне позавтракать. Но еда была такой скудной, что не могла бы удовлетворить даже самых аскетичных войнов. Днем я выполнял физические упражнения. Затем следовали скромный обед и очередной изнурительный пробег, который завершался простым ужином. День за днем я терпеливо сносил эти скучные и тяжелые тренировки, не имея ни игрушек, ни развлечений. Отец навещал меня ежедневно и радовался, видя мои успехи, а я никогда не жаловался, боясь разочаровать его. Моя мать, которую Леонидас недолюбливал, редко приходила. Мое детство прошло в этой холодной и лишенной любви и заботы обстановке без ласки и веселья.
По мере того, как проходило время, отец, который пристально наблюдал за мной, невзирая на свои продолжительные отлучки и растущий интерес к вину и женщинам, понял, что, полностью вручая меня на попечение Леонидаса, он сосредоточивался исключительно на физическом воспитании воина в ущерб интеллектуальному развитию. Поэтому он выгнал Леонидаса и нанял другого наставника, чтобы исправить ситуацию. Но перед этим он решил удостовериться в том, что я всегда буду помнить, что прежде всего я – воин. С этой целью он сделал мне лучший подарок – большого белого коня, настолько прекрасного и выносливого, что он вызывал удивление и восторг у каждого, кто его видел. Я сразу же назвал его Буцефал, что означает «голова быка». Голова этого коня на самом деле была огромной под стать его уму и сообразительности.
Когда рабы отца подвели коня ко мне, он бил копытами и храпел, а из его ноздрей вырывались клубы белого пара. Увидев его, я сильно обрадовался. Я велел подвести его ближе, чтобы я мог вскочить на него, но он никому не позволял приблизиться и оседлать себя. Я заметил, что это прекрасное животное боится собственной тени, поэтому бесстрашно схватил его за повод и развернул спиной к солнцу, все время ласково с ним разговаривая. Когда он успокоился, я вскочил ему на спину, и он не сбросил меня. Вскоре я уже разъезжал верхом на Буцефале перед дворцом, и в седле мне казалось, что мы с ним превращаемся в единое целое. Тогда мне было тринадцать лет. В течение последующих семнадцати лет Буцефал был моим верным товарищем во множестве великих сражений. Когда он умер от старости в зените своей славы, я основал большой город рядом с его могилой и назвал его Буцефала.
