Билл освободился от ремней и помог мне выйти. Его рот был напряженным и плотно сжатым, как если бы он сказал больше, чем следовало. Он даже пошел от меня, когда я вступила на твердую землю. И тогда я сломала все правила сэра Беркли. Я не подала повода, чтобы меня соблазнили. Я помчалась за Биллом, я догнала его и схватила за руку.
— Ты врешь, — сказала я.
Я не знаю, кто из нас сказал первым: «Я люблю тебя, я люблю тебя». Я ушла бы при этом высказывании навсегда, я полагаю, что весь переполненный людьми участок все это слышал, если бы Билл не заставил меня замолчать самым простым способом — длительным, захватывающим дух поцелуем.
Но, как заметил Билл три часа спустя, правила большой любовной игры были нарушены. Мы держались обособленно слишком долго из-за недоразумения и недопонимания. И Билл не имел в виду только любовь.
Он не делал никаких выводов и никак не относился к нежным отношениям, завязавшимся между Элоизой и лейтенантом Хамфрисом, или к этой старой тайной свадьбе Джейсона и Марии.
Этой роковой ночью, как сэр Беркли впоследствии отнесется к ней, одна любовная интрига расцвела и отразилась на всех трех парах. Интрига между Красавицей и Чудовищем. Красивой деревней Пенфорд и чудовищем-монстром Лох-Несс — башней буровой скважины с ее смешными джазовыми огнями над затопленными равнинами.
Многие пенфордцы со своей стороны говорили потом, что они никогда не видели более прекрасных огней. И это было все, как сказал Билл, — умение установить контакт.
Большинство телефонных линий отключилось. Во многих местах погасли огни. Но сигнальный огонь на вершине буровой вышки дал каждому возможность идти на контакт.
Мерцание заходящего солнца исчезло, и Билл Напьер занялся исследованием последствий наводнения. Белой лампой Алладина, вспышками, он отправил сообщение из башни в высвеченный и разоренный Кентиш-Мейд: «Все живы. Все запасы выше уровня воды. Власти предсказывают существенное снижение уровня воды с отливом».
Лампа из окна верхнего этажа поместья подтвердила получение сообщения. И вдогонку замигало маленькое сообщение из Кентиш-Мейд в поместье и коттеджи: «Все хорошо. Помощь прибудет, если потребуется».
И только сейчас Билл заметил, что я сижу у батареи отопления в комбинезоне инженера и потягиваю маленькими глотками горячий кофе, пока сохнет моя одежда.
— Мир, — сказал он вздыхая. — Я полагаю, — сказал он, — мы будем либо сами по себе, либо вместе, если поженимся, только напомню тебе…
Он нарушил еще одно правило. Он ничего никогда не предлагал. Я полагала, что действительная любовь имеет какое-то внутреннее знание.
— Я! — воскликнула я.
— Ты. — Он поглаживал мои быстро сохнущие волосы. — Только прошу тебя не делать неправильных выводов и не скакать на своей высокомерной лошади.
— Небеса! — воскликнула я с негодованием. — Ты целовал Элоизу! И здесь, в этих местах. И в этом комбинезоне.
— Он рассказал тебе, не так ли? Гиллеспи. Он такой. Я так и знал, что он может.
— Он много мне рассказал.
— За исключением того, что знакомится с девушками на каждом задании. У него такая репутация. И прозвище. Аллитерация Робина. Я не хотел говорить тебе это.
— Что ты предполагал? — спросила я мягко, поскольку я романтическая натура.
— Свадьбу. — Он мягко ответил и все же застенчиво добавил: — Если ты согласна выйти за меня.
— Но ты целовался с Элоизой?
— Это было только по-братски, клянусь.
— Ненавистное слово опять, — заметила я ласково.
— Действительно, тогда. Она нуждается в ком-то. — Он сделал знак. — Бедная Элоиза. Она только призналась мне, что взяла миниатюру.
— И ты сказал ей положить ее в мою машину?
— Конечно нет. Я сказал ей взять ее и вернуть отцу. Предлагал сделать это вместе с ней. Но она все сделала по-своему. Это своенравный характер. — Он поцеловал меня в лоб. — Но тогда у какой женщины его нет?
— У меня.
— У тебя больше чем надо. — Он посмотрел на часы. — Я собираюсь посмотреть, что произошло в деревне, и увидеть, смогу ли я тебя доставить домой.
— Ты не можешь так долго заниматься мной, ты хочешь просто мне помочь?
— Я не могу, — ответил он мягко, — потерять контроль над собой.
Он направился к двери и открыл ее. Бледная луна освободилась от туч. Ветер ослабел до легкого бриза. Он прищурился на ночное небо и тогда повернулся ко мне.
— Возможно, я хочу вернуть тебя сэру Беркли — и может быть, рассказать ему о том, что он уже знает.
Он мягко закрыл за собой дверь с этим загадочным замечанием. Он вернулся назад через пятнадцать минут в компании с «лендровером».
— Давай садись! Все будет хорошо! Чрезвычайный комитет по наводнениям в Кентиш-Мейд сказал, что уровень воды спал только до первой фронтальной ступеньки. В поместье самый плохой уровень. Не беспокойся, несчастных случаев нет. Но вода там уже ушла, таким образом, мост свободен.
Он открыл пассажирскую дверь и помог мне забраться. Свет наших фар блестел на мокрой дороге. Наши шины шипели. Только когда я уютно устроилась в тепле, Билл остановил машину. Я знала, где мы, не глядя в окно. На том пастбище, где мы встретились в первый день. Хотя река текла быстрее и свободно, сейчас нижняя часть пастбища была все еще в больших пятнах воды, блестевших в лучах лунного света.
Билл положил руку на ручной тормоз и выключил двигатель. Вокруг все было безмолвно. Я могла слышать, как бьется мое сердце. Мне казалось, что оно стучит очень громко.
— Я хочу, — сказал Билл, взяв мое лицо в свои руки, — принести тебя сюда и сказать, что я люблю тебя. Потому что это здесь я впервые понял…
Его лицо склонилось надо мной, и я увидела лунный отблеск в его глазах. Или это было мое собственное бледное, выжидающее лицо? Его губы быстро целовали меня, тепло, сильно и одновременно нежно. Я задрожала. Все мое тело таяло.
— И я подумала, что это Элоиза. Я даже подумала, что ты пришел в поместье просить у сэра Беркли ее руки.
— Я приходил предупредить его по поводу реки и рва.
— Тогда почему, — спросила я его, хотя это сейчас было не нужно, — ты, казалось, отвернулся от меня? Почему ты сказал после общественной встречи «Ты не любишь это?»?
— Я не люблю это.
— Но что?
— Сентиментальность. В прошлом, не очень. И не забуду. — Он поцеловал кончик моего носа. — Ты очень многозначительное воспоминание о моей братской роли. — И он поцеловал меня долгим, совсем не братским поцелуем.
— Я помню, — заметила я, — я думаю, что еще немного нуждаюсь в убеждении.
Но он не поцеловал меня опять. Он моментально стал серьезным.
— С другой стороны, пенфордцы говорили, что ты крутишь роман сразу с двумя — с Джейсоном и с ночной бабочкой Робином. Не было сил наблюдать, как ты целуешься с одним…
