– Погоди, дружище, – рыжий потянулся и с явно недобрыми намерениями ухватил Волша за рукав.
Диск сбросил высоту и остановился на плоской поверхности посадочного захвата.
Наземные машины выстроились неподалеку – жены ждали мужей, чтобы оттранспортировать их домой.
– Мне что-то не нравится, как ты к вопросу относишься. Ты что же, боишься встать на защиту правды? Боишься поднять голос? Ты что же, собственного народа стесняешься? Боже правый, да ты мужик или нет?
Тут стройный седоволосый человек со всей силы ударил рыжего плутониевым кольцом, и хватка на рукаве Волша ослабла. Планшет с петицией со звяканьем упал на землю, а двое пассижиров сцепились в молчаливой и яростной схватке.
Волш отодвинул ограждение и спрыгнул с диска, спустился по трем ступеням с посадочной площадки на пепел и золу, покрывающую парковку. В сгущающихся сумерках раннего вечера он уже различал машину жены. Бетти сидела, уткнувшись в телевизор на приборной панели, и не обращала никакого внимания ни на него, ни на драку между рыжим Натуристом и седоволосым Пуристом.
– Ах ты скотина, – прохрипел седоволосый, выпрямляясь. – Вонючее животное!
Рыжий лежал, опираясь на ограждение – похоже, он был готов потерять сознание.
– Б-боже… ах ты… баба! – проревел он.
Седоволосый нажал на рычаг, и диск поднялся над Волшем. Тот благодарно помахал рукой:
– Спасибо! – крикнул он вверх. – Я признателен вам за вмешательство!
– Не за что! – ответил седоволосый, пробуя пальцем сломанный зуб. Диск набирал высоту, голос становился все тише: – Всегда рад помочь другу… – и тут до Волша донеслись последние слова: – другу Пуристу!
– Я не Пурист! – отчаянно заорал Волш. – Не Пурист я! И не Натурист! Вы меня слышите или нет?!
Конечно, его никто не слышал.
– Я не принадлежу ни к одной из партий! – занудно повторил Волш, усаживаясь за стол.
И положил себе кукурузы в сливках, картошки и кусок рибая.
– Я не Пурист. И не Натурист! Почему нужно обязательно примыкать к какой-то группировке? А что, человеку больше своего собственного мнения нельзя иметь?
– Дорогой, ты кушай, кушай, – примирительно пробормотала Бетти.
Сквозь тонкие стены светлой крохотной столовой доносился звон посуды – другие семьи тоже ужинали. Отзвуки голосов – там тоже разговаривали. Жесткие металлические интонации диктора в телевизоре. Шум духовок, и холодильников, и кондиционеров, и батарей отопления. Напротив Волша сидел Карл – шурин – и с чавканьем поедал вторую порцию горячего. Рядом сидел Джимми – сын, – пятнадцатилетка с увлечением штудировал «Поминки по Финнегану» в мягкой обложке. Он купил книгу в магазинчике на нижнем этаже жилого комплекса.
– Не читай за едой! – сердито прикрикнул Волш на сына.
Джимми поднял глаза от книги:
– Отстань. Я знаю правила комплекса, а этого там, черт побери, нет и не было. И вообще, я по-любому должен прочитать это до того, как уйду.
– А куда идешь сегодня вечером, солнышко? – спросила Бетти.
– Дела партийные, – уклончиво ответил Джимми. – Я больше ничего сообщать не уполномочен.
Волш сосредоточился на еде и постарался приостановить поток несущихся в голове мыслей.
– По дороге домой, – проговорил он, – я видел драку. Прямо на диске.
Джмми заинтересовался:
– И кто одержал верх?
– Пурист.
Лицо мальчика вспыхнуло радостью – он гордился тем, что произошло. Джимми был сержантом в Лиге юных Пуристов.
– Пап, пора бы тебе определиться. Вступай в партию – и в следующий понедельник сможешь исполнить свой гражданский долг. Проголосовать!
– Я и так собираюсь пойти голосовать.
– Ты не можешь. Голосовать могут лишь члены какой-либо из двух партий.
А ведь и правда. Волш смотрел мимо сына, и взгляд его был несчастным. Впереди его ждали два тяжелых дня, в течение которых он будет то и дело попадать в дурацкие ситуации вроде сегодняшней. На него будут набрасываться Натуристы или, как на прошлой неделе, разъяренные Пуристы.
– Вот что я тебе скажу, – сообщил шурин. – Ты, между прочим, сидишь себе на пятой точке и ничего не делаешь – и этим помогаешь Пуристам!
Он довольно рыгнул и отодвинул тарелку.
– Таких, как ты, мы называем бессознательными про-Пуристами!
И он злобно зыркнул на Джимми:
– Ты, мелкий наглец! Был бы совершеннолетним, я б тебя вытащил да и отлупил бы – от души…
– Прошу вас, – вздохнула Бетти. – Давайте не будем ссориться из-за политики за столом. Давайте, для разнообразия, поужинаем в мире и согласии. Я уже жду не дождусь, когда пройдут эти выборы…
Карл и Джимми смерили друг друга ненавидящими взглядами и продолжили осторожно есть.
Джимми не выдержал первым:
– Твое место на кухне, – зашипел он. – Тебя под плитой нужно кормить, а в столовую не пускать! Ты только посмотри на себя! Ты потный!
Он гадко хихикнул:
– А когда поправку примут, тебе придется избавиться от потливости, так и знай! А то в тюрьму посадят!
Карл покраснел от гнева:
– Вы, паскудники, шиш получите, а не поправку!
Он грубил, но уверенности в голосе не чувствовалось. Натуристы боялись выборов – Пуристы контролировали Совет Федерации. В случае победы на выборах они могли и впрямь принять законы, требующие принудительного исполнения пуристского кода из пяти пунктов.
– Я не позволю вырезать мои потовые железы! – процедил Карл. – И вы не заставите меня проходить контроль свежести дыхания. И зубы отбеливать я не буду. И волосы в лысину вставлять я тоже отказываюсь! Это моя жизнь, а жизнь предполагает, что ты становишься грязным, лысым, толстым и старым!
– Это правда? – спросила Бетти у мужа. – Ты действительно бессознательный про-Пурист?
Дон Волш яростно пронзил вилкой остатки стейка.
– Я не присоединяюсь ни к одной из партий, и за это меня обзывают бессознательным про-Пуристом и бессознательным про-Натуристом! А я считаю, что оба движения уравновешивают друг друга. Если я всем враг – значит, я никому не враг. – Он подумал и добавил: – И не друг.
– Вам, Натуристам, нечего предложить молодежи! – сказал Джимми Карлу. – Какое будущее вы нам пророчите? Вот мне, например? Жить в пещерах, жрать сырое мясо и вести животное существование! Вы тормозите развитие цивилизации!
– Вам бы все лозунгами кидаться, – презрительно бросил Карл.
– Вы хотите вернуть нас к дикости! Вы за социальный регресс, а мы – за интеграцию! – Джимми возбужденно тряс худым пальцем перед лицом дяди. – Вы… вы подвержены таламическим эмоциям!
