– У меня тоже было сложное детство. Но я попадаю в ноты. Могу сыграть драматическую роль. И танцую лучше даже во сне, не сомневаюсь.
– Ты умеешь танцевать? – спросила я, чтобы как-то разрядить обстановку.
– Да. И фехтовать. Но меня никогда не освистывали.
– А жаль, – вздохнул профессор. – Нельзя понять, что такое подлинное унижение, пока не столкнешься с поистине жестокой ситуацией.
У него подобный опыт определенно наличествовал.
– Мне не нужно знать, что такое подлинное унижение, – парировала Ирен.
– Ты заговорила как покойная Лола Монтес, – улыбнулся профессор.
Я тем временем быстро просматривала статью на первой полосе, в которой цитировали как восторженные, так и негодующие отзывы о жизненном пути скандальной танцовщицы.
– У нее был роман с королем Баварии Людвигом? – спросила я с некоторым недоумением.
– Это ее самый известный, вернее сказать печально известный, роман. Оба клялись, что дружба между ними носит чисто платонический характер, ведь Людвиг как-никак женат на королеве. Но он даровал ей титул графини Ландсфельд и гражданство Баварии, якобы против ее воли. Ее вынудили бежать из страны в конце сороковых годов, когда грянула революция, стоившая Людвигу его трона. Многие винили в этом Лолу…
Я посмотрела на подругу.
– Ах, как интересно. Кстати, Ирен была… знакома с королем Богемии.
Профессор просиял:
– Яблоко от яблони…
– Ах вы, хитрый лис, – напустилась на него Ирен, забыв о приличиях. – Сравниваете меня с этой жалкой женщиной! Но у меня нет синих глаз, излучающих электричество, или что они там излучали.
– Думаю, в процессе участвовал еще и отец, – заметил профессор.
– И она тоже выступала, – медленно произнесла я.
– Нелл, – сказала Ирен с угрозой и начала мерить шагами комнату, роясь при этом в ридикюле в поисках портсигара и спичек.
– В газете говорится, профессор, – продолжила я, – что у нее сначала случился удар, а потом она умерла от пневмонии, которую заработала из-за сырости. Но ей не было и сорока!
– Некоторые довольно грязно намекают, что Лола умерла от болезней, которые связаны с аморальным образом жизни, но на самом деле у нее всегда были слабые легкие.
– Слабые легкие? Тогда она точно не смогла бы петь.
– Вдобавок она курила.
Ирен замерла, а папироса выпускала такие дымовые сигналы, что любой индеец прочел бы их в воздухе над ее шляпкой.
– Курила?
– Беспрерывно, – подтвердил профессор, когда Ирен поспешно затушила папиросу о блюдце. – Она обладала взрывным характером, – продолжил он, кивнув на фотографию. – Этот забавный хлыст Лола часто брала с собой и использовала против обидчиков, будь то нахал, посмевший публично приставать к ней, или толпа в Баварии, жаждущая ее крови. Она была бесстрашной, как кавалерист.
– Ирен, – многозначительно сказала я профессору, – как-то раз использовала хлыст, чтобы охладить сплетниц в Париже.
– Да что вы?
Профессор вместе со мной изучал примадонну, которая ходила перед нами туда-сюда.
– Лола периодически переодевалась в мужское платье, – сообщил он. – Ну, чтобы сбежать из Баварии, к примеру, или когда путешествовала по Панаме, направляясь к золотым приискам Калифорнии.
– Ирен проделывала то же самое, – ответила я, обнаружив, что у нас с профессором много общего. – И довольно часто. Она билась на шпагах в мужском костюме, и сам Шерлок Холмс, к его огорчению и профессиональному стыду, смог убедиться, насколько хорошо Ирен маскируется под мужчину…
– Не будь смешной, Нелл! – воскликнула примадонна. – Такие люди, как Шерлок Холмс, не ведают стыда, и я тоже. Вы оба испытываете удовольствие, задевая мое самолюбие, но это все простые совпадения. Любая независимая женщина в таком возрасте будет находчивой и волевой в своих привычках и действиях. Прежде чем я поверю, что эта самозванка может быть моей матерью, мне нужно увидеть другие доказательства.
– Тебе повезло, – сказал профессор. – Я думаю, что о Лоле написано больше, чем о любой другой женщине, жившей в середине века, за исключением разве что вашей королевы. Лола даже сама написала книгу. Она удалилась со сцены и, вернувшись из Калифорнии, нашла пристанище тут, в Нью-Йорке. После нескольких поездок в Европу она стала читать лекции. Я не видел ее сценических работ, но в лекционном зале Лола очаровывала слушателей. Увы, вскоре здоровье ее пошатнулось. Думаю, в последние годы жизни она стала очень религиозной.
– Профессор, – спросила я, – ваше «увы» относилось к пошатнувшемуся здоровью или к укрепившейся вере?
Ламар долго не сводил с меня водянистых глаз.
– Я имел в виду только первое, мисс Хаксли, поскольку считаю правильным, когда человек покидает этот мир, примирившись с Господом.
Ирен взмахнула руками и наконец села на стул около чайного столика.
– Сущий вздор, – сказала она уже спокойнее. – Это все глупости, которые вы с Шерлоком Холмсом выдумали, чтобы отвлечь меня от поисков настоящей матери.
– Я не знаком с вашим мистером Холмсом, – возразил профессор.
– Удивлена, что, приехав в Америку, он не явился к вам. Он собственник, и наши дорожки несколько раз пересекались.
– Ах да. В юности ты работала на Пинкертона здесь, в Нью-Йорке. Продолжаешь заниматься этим и в Европе?
– Я временами веду частные расследования. Однако тот факт, что Шерлок Холмс привел меня к могиле на Гринвудском кладбище, вовсе не значит, что ниточки от женщины, которая там лежит, тянутся ко мне.
Ирен опять схватилась за портсигар и зажгла папиросу нарочито медленно, словно бы хотела выдохнуть дым в лицо нелепой теории. Потом она заговорила снова, обращаясь к стене с фотографиями и портретами:
– Кстати, я подумаю о том, чтобы использовать хлыст. Намного практичнее, чем зонт, который носят современные женщины. – Она смерила взглядом профессора. – Эта женщина взбудоражила ваше воображение в юности. Я продолжу исследовать ее жизнь и дальше, чтобы лишить вас иллюзий раз и навсегда. Может, посоветуете, с чего начать?
Профессор распростер руки:
– Весь Нью-Йорк наполнен призраками Лолы Монтес. Начни с коллекционеров, найди книги и афиши тридцатилетней и более давности.
– Здесь, в отличие от Парижа, нет Левого берега, где полно книжных развалов, на которых можно приобрести старинные тома и мемуары.
– Нет, – согласился профессор. – Зато у нас есть Риальто[35], где много книжных лавок и особенно Дом книги Брентано – прекрасное место. Начни оттуда.
