– Да уж не первый день.
– Это можно истолковать двояко.
– Видимо.
– А служили где? В каких войсках?
– Почему вы думаете, что я бывший военный?
– Глаз наметан.
Симеон, что-то взвесив, выдал ответ:
– Морпех.
– Позвольте угадать: из разведки.
– Не попали. Антитеррор, из Норфолка.
Значит, КБА: Команда безопасности антитеррора при морской пехоте. Подразделение, сформированное в конце восьмидесятых как добавочное звено кратковременной охраны, когда угроза превосходила возможности обычных сил безопасности. Значит, Симеон проходил подготовку по оценке угроз, разработке обеспечения безопасности, охране и защите ВИП-персон. Хочешь того или нет, а впечатляет.
– Для вас это, наверное, приятный контраст, – присоединился к их диалогу Ангел. – Теперь вам ничего тяжелей волшебной палочки и поднимать не надо, – простецки улыбнулся он. – Живете считай что у Христа за пазухой.
Луис переместился к какой-то странной комбинации кинжала и топора со зловещим треугольным лезвием.
– А это ко, что-то вроде алебарды времен династии Инь, – неожиданно произнес чей-то голос.
Из двери, что справа, появился еще один человек – в красной спортивной рубашке с длинным рукавом и бежевых слаксах. На ногах у него были коричневые домашние туфли – мягкие, разношенные и удобные. Ухоженные седины контрастировали с легким загаром. При улыбке хозяин помещения (это был, несомненно, он) обнажал не совсем ровные и не вполне белые зубы. Голубые глаза за стеклами очков казались увеличенными в размерах. Внешне в этом человеке не наблюдалось ни рисовки, ни напыщенности – последняя ему, очевидно, уже прискучила по жизни. Единственная уступка, которую он ей, возможно, делал, – это белые перчатки на руках.
– Я Николас Хойл, – степенно склонил мужчина голову. – Милости прошу, джентльмены, милости прошу.
Хойл подступил к стоящему у полки Луису, явно наслаждаясь возможностью козырнуть перед гостем своей коллекцией.
– Это у нас десятый, если не одиннадцатый век до нашей эры, – сказал он, поднимая ко так, чтобы Луис мог как следует его рассмотреть. – В походе против Западного Чжоу такое оружие было грозной силой, но конкретно этот экземпляр происходит из Шаньси.
Хойл положил ко на место и тронулся дальше.
– Вот тоже интересный образец. – Он нежно поднял с подставки кривой кинжал. – Поздний Шан, где-то тринадцатый-двенадцатый век до нашей эры. Гляньте, на конце рукояти здесь гремучка. Слышите? – Николас осторожно потряс лезвием. – Я так понимаю, не для бесшумного убийства.
Наконец он продвинулся к грубого вида топору, стоящему в одиночестве на отдельной полке.
– Вот, едва ли не самое древнее оружие, что у меня имеется, – поделился Николас. – Хуншань, долина реки Ляо-хэ на северо-востоке Китая. Неолит. По меньшей мере три, а то и все четыре тысячи лет. Можете подержать, если желаете.
Он протянул топор Луису. Было видно, как стоящий у Хойла за спиной Симеон несколько напрягся. Даже спустя тысячелетия эта вещь явно не утратила своей боевой силы. Вообще топор смотрелся гораздо моложе своего истинного возраста – свидетельство мастерства и опытности, вложенных в его изготовление. Оголовок был высечен так, чтобы напоминать по форме орла. Луис пальцем провел по кромке лезвия.
– Вообще эта вещь имеет и религиозную подоплеку, – сказал Хойл. – По древним поверьям, первыми посланцами Небесного Правителя были птицы. Орлы, в частности, передавали человеческие желания богам. В данном случае можно предположить, что сокровенным желанием была смерть врага.
– Внушительная у вас коллекция, – заметил Луис, возвращая топор.
– Собирать ее начал еще с детства, – разоткровенничался Хойл. – Мальчишкой разыскивал пули Минье[13]на поле сражения у горы Кеннесо[14]. Мой отец живо интересовался тематикой Гражданской войны и охотно брал нас с собой на места боев, когда был в отпуске. Хотя мать, помнится, энтузиазмом в этом плане не горела. Я даже создал свою «фирменную» смазку – смесь жира и пчелиного воска, как у солдат, что смазывали стволы своих винтовок, чтобы те не засорялись осадком дымного пороха. Иначе…
– … пуля застревает в стволе, – закончил за него Луис. – Знаю. Сам их собирал.
– Вот как? – встрепенулся Хойл. – Интересно, где?
– Да так, – пожал плечами Луис. – Давно это было.
– Ну-ну.
В глазах у Хойла мелькнуло замешательство: он понял, что, задав вопрос Луису насчет его прошлого, тем самым переступил некую грань. Было видно, что к подобным ситуациям он не привык. Чтобы скрыть свой дискомфорт, Хойл нарочито гостеприимным жестом указал на пару кресел и две кушетки, расположенные вокруг низенького, красного дерева столика. Луис сел в одно из кресел, в другом разместился Хойл, а Ангел занял место на кушетке. На предложение выбрать что-нибудь из спиртного Ангел с Луисом ответили отказом. Тогда был подан зеленый чай с какими-то японскими постряпушками, что липли к зубам и наполняли рот вкусом хрена с лимоном – не то чтобы неприятно, а просто непривычно.
– Прошу меня простить, что не предлагаю вам обменяться рукопожатиями, – произнес Хойл учтиво, хитро выдавая свое единоличное решение за просьбу, которую надлежит благосклонно воспринять остальным. – Я, даже будучи в перчатках, отношусь к столь деликатным вопросам с известной долей осторожности. Человеческие руки, как известно, служат домом всевозможным бактериям, и своим, и чужим. Да что там домом – сущей выгребной ямой микробов! Особенно следует опасаться тех, что передаются через прикосновение и воздушно-капельным путем. Моя иммунная система уже не та, что была когда-то, – врожденная, понимаете ли, слабость, – так что с некоторых пор я больше не рискую покидать стены своей резиденции. И хотя на здоровье я отнюдь не жалуюсь, но принимаю, как видите, определенные меры предосторожности, особенно в отношении посетителей. Надеюсь, вас это не обижает.
Ни Ангел, ни Луис обиженными не выглядели. У Луиса вид был все такой же непроницаемый, а у Ангела – слегка растерянный. Он осторожно посмотрел себе на руки: вроде бы чистые. Хотя представление о выгребных ямах Ангел имел. Он пригубил зеленый чай, на редкость безвкусный: хоть полощи в нем руки.
– Я слышал, вы испытываете некоторые трудности, – сказал Николас.
Свои реплики он адресовал исключительно Луису. Ангел к такому поведению привык. Оно его не задевало. Более того: если вдруг что-то пойдет не так, то у Ангела перед такими, как Симеон и его хозяин, есть преимущество, поскольку они его недооценивают.
