Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
– Мой дурачок, – сказала она, – ты идешь по жизни, вступаешь в схватки подобно тому, как раньше рыцари сражались на турнирах, но так же, как они, не понимаешь: это лишь поединок с собственным зеркальным отражением, время рыцарей ушло. Я люблю в тебе добросовестность, с которой ты берешься за очередное дело, успешно проводишь еще одно слияние или еще одно поглощение, будто все это имеет какой-то смысл. Очень трогательно. И печально.
Я хотел возразить, защитить то, чем я занимаюсь. Объяснить, что слияния и поглощения тоже важны. И мои сражения – это не поединок с собственным зеркальным отражением. Ничего не кончено, все продолжается и будет продолжаться.
– Не ломай себе голову. Когда люди говорят об окружающем мире, они обычно говорят о себе. Возможно, для меня просто невыносима мысль, что мой конец близок, а мир будет жить дальше. Иди ко мне!
Мы обнялись, каждый был погружен в собственные мысли и одновременно в мысли о другом. Но собственные мысли показались мне пустыми, потому что я тоже с грустью осознал ту границу, где мы перестаем понимать и чувствовать друг друга. Это касалось не только Ирены и меня – уже давно существовала стеклянная стена, которая не позволяла мне пробиться к другим – к моей жене, к детям, к друзьям. Я всегда имел дело только с самим собой.
Я вновь был готов расплакаться, но мне хватило вчерашнего вечера. Чтобы не разрушать нашего объятия, я гнал от себя любое другое чувство, любую другую мысль. Мне далось это нелегко.
17
На следующее утро Ирена вновь почуяла запах гари.
– Кари наверняка появился бы здесь, если бы случилась беда. Хочешь, я съезжу к Мередене? Нам ведь все равно нужно пополнить запас продуктов.
Она покачала головой:
– Не уезжай. Ты прав – если что-нибудь случится, Кари появится здесь. – Она с тревогой посмотрела на меня. – Боюсь, сегодня опять будет недержание. Я чувствую такую слабость, какой прежде не бывало. Однажды, когда здесь еще жили ребята, я заболела. Жар все усиливался, я слегла и была рада, что мне ничего не надо делать, можно отлежаться. Как хорошо просто полежать. Лечь, заснуть и умереть. Ты мне расскажешь еще что-нибудь?
– У меня сохранилось о матери два воспоминания. После войны родители вместе со мной переехали с севера на юг Германии. Мы ехали в фургоне, прицепленном к грузовику с нашим скарбом; у фургона не было ни мотора, ни руля, зато спереди имелось окно, а также лежанка по типу той, на которой в грузовиках отдыхает второй водитель. Сидя на коленях у матери, я глядел в окно – это первое воспоминание. А второе воспоминание – про то, как однажды мать была со мной на детской площадке, устроенной на пустыре, где до тридцать восьмого года стояла синагога; небольшая продолговатая площадка с несколькими деревьями, скамейками и песочницей.
Помнится, был вечер, темнело. Мать сидела со мной в песочнице и строила замок. Положив припасенную заранее фанерку на первый ярус, она ухитрилась соорудить второй ярус замковой башни. Она принесла и ведерко воды, чтобы укрепить песок, но я все равно воспринимал замок как невероятное чудо: сквозь двери на первом ярусе можно было заглянуть внутрь и увидеть окна на противоположной стороне. Мать работала очень сосредоточенно, целиком погрузившись в свое занятие, будто меня не было рядом. И все же я чувствовал себя неимоверно счастливым. Она была со мной, только со мной, и делала что-то для меня, для меня одного. Она закончила работу, когда совсем стемнело. Зажглись уличные фонари, газовые светильники с мягким светом, мы сидели и смотрели на песочный замок. Наверняка там была крепостная стена, какие-то постройки, но мне запомнилась только двухъярусная башня; я представлял себе Рапунцель и принца, поднимавшегося к ней. Оглянувшись, я увидел светловолосую девчушку, которая стояла рядом, ее ясные серые глазки удивленно разглядывали замок, губки чуть скривились в улыбке. Она…
– Ты это только что выдумал. – В голосе Ирены звучал мягкий упрек.
– Да. Странно, но я не знаю, не выдумал ли я и само воспоминание. Детская площадка действительно существовала, однако почему я не помню, чтобы мать когда-нибудь еще играла со мной дома или на улице, почему она решила сделать это в тот вечер? Она была довольно неловкой, слишком нетерпеливой, чтобы построить из песка двухъярусную башню. Иногда она читала мне сказки. Может, я придумал собственную сказку? Но то, что продолжает храниться в моей памяти, уже не фантазия, а реальность, которую я вижу до мелочей отчетливо: песочницу, мать в синем платье, башню среди сумерек, потом в свете уличных фонарей.
– Сколько тебе было лет, когда умерла мать?
– Четыре. Это произошло вскоре после того вечера.
– От чего она умерла?
– Врезалась на машине в дерево.
Ирена посмотрела на меня, выжидая, не скажу ли я еще что-нибудь.
– Она хорошо водила машину. Иногда сажала меня рядом, тогда ведь еще не было ни детских кресел, ни ремней безопасности; я любил, когда она ехала быстро, и нисколько не боялся.
Ирена ждала.
– Дед и бабушка говорили, что все дело в алкоголе. Дескать, мать была алкоголичкой. Но они всегда противились этому браку, не любили ее и говорили о ней только плохое. Я бы чувствовал, если бы она была алкоголичкой. Дети сразу это чувствуют.
Ирена взяла меня за руку. Она ничего не сказала, но я знал, о чем она подумала. «Как и твоя жена», – подумала она. Мне не понравилась эта мысль, но веки Ирены потяжелели. И я решил не возражать – пусть; заснув, она сама забудет эту мысль. Она заснула, а я, все еще злясь на нее, продолжал держать ее за руку.
18
Потом я тоже почувствовал запах дыма с острым, сладковатым привкусом эвкалипта. Запах был слабым, но назойливым и дурманящим. Встав, я огляделся по сторонам, но не увидел ни дыма, ни огня. Горы, бухта, деревья, кустарник, мол, море – все выглядело вполне обычно.
Внезапно рядом со мной появился Кари и дал знак, чтобы я пошел за ним. Я написал записку Ирене, что пришел Кари и хочет мне что-то показать. Я хотел взять джип, но Кари отмахнулся. Он пошел в гору легким и быстрым шагом, я еле поспевал следом. Я знал только одну дорогу через горы, по которой на джипе мы добирались до холмистой равнины и дальше вдоль берега к обоим дворам. Кари повел меня в гору по тропинке. Мы поднимались все выше, бухта лежала перед нами, маленькая и синяя, будто с иллюстрации к «Робинзону Крузо» или «Острову сокровищ». Через полчаса мы забрались на вершину.
Взгляд отсюда уходил далеко, до горной гряды за долиной. Прежде чем разглядеть огонь, я увидел дым, черными клубами поднимавшийся в ясное небо. Над задымленными ущельями возникали красно-желтые сполохи. Они появлялись и там, где дым переваливал через гору, невидимый склон которой уже был охвачен пожаром; красно-желтые сполохи предсказывали, что пожар вскоре достигнет горной вершины, над которой возгорится огненная корона. Затем огонь прогрызал себе по склону путь вниз, а когда оказывался внизу, то вершина горы уже стояла выгоревшей дотла, там оставались лишь черные угли и зола.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
