— Вот так-то лучше. — Молли хлопнула дверью и вернулась на диван. — Налей мне еще, Майк.
Майк поднялся, взял ее стакан и направился в сторону кухни. Фигурой он не отличался от Альфи и всех его братьев: метр семьдесят ростом, с бычьей шеей, широкоплечий и мускулистый. Его желтые волосы уже начали редеть, а над поясом наметилось пивное брюхо. Мать всегда говорила ему, что он «простоват», из чего он заключил, что до Гарри Гранта[14]ему далеко.
Остановившись у кухонной двери, Майк оглянулся.
— А где Дора? — спросил он.
— Пошла в киношку.
— С кем?
— Сама с собой.
— Она не любит никуда ходить одна!
— Любит, если я ей велю, — возразила Молли. — А теперь принеси мне пива.
Майку было двадцать пять лет, и он жил у своих дяди Альфи и тети Молли с тех пор, как вышел из тюрьмы два года назад. Он отсидел всего полгода за взлом кондитерского магазина, но мать больше не пускала его домой. За несколько недель он понял, что жизнь у дяди Альфи имела серьезные недостатки. Здесь постоянно царил ад кромешный, но Майку просто некуда было больше идти.
Он был уверен, что сегодня Молли избавилась от Доры и детей, потому что соскучилась по мужскому вниманию, и от одной мысли об этом его затошнило.
С его стороны было не очень умно вступить в сексуальные отношения с Дорой. Дора была уродлива, ей было тридцать пять лет, и она была совсем чокнутой, но когда Майк вышел из тюрьмы, он думал только о сексе, а Дора как раз подвернулась под руку, словно сучка в течке. По правде говоря, Дора в какой-то степени ему нравилась. Она была страстной и благодарной, боготворила его и была готова сделать все, что он попросит. Но Майк испытывал отвращение при мысли о том, что Альфи тоже трахает ее, когда захочет.
Если связываться с Дорой было глупо, то заниматься сексом с Молли оказалось настоящим безумием. Она была старой, толстой и похотливой, словно бешеная собака. Майк никогда не знал, когда на нее накатит. Она неделями не обращала на него никакого внимания, а затем ни с того ни с сего начинала его домогаться, становясь все настойчивее и настойчивее. Молли не стеснялась даже присутствия Альфи и Доры.
Майк на минуту задержался в кухне, рассматривая царивший там беспорядок. Кухня была ничуть не грязнее, чем обычно, но, возможно, из-за того, что Майк догадывался, что у Молли сейчас на уме, он вдруг заметил, как тут мерзко.
Раковина была завалена грязной посудой, которая лежала там уже несколько дней, ею же был заставлен и стол, вперемешку с пивными бутылками, пакетами с кетчупом, упаковками от фаст-фуда и прочим мусором. Пол, который никогда не мыли, был таким грязным, что невозможно было разобрать рисунок на потертом линолеуме. Повсюду валялись пустые бутылки, нестираная одежда, мусор и даже автомобильные запчасти. Дохлая мышь пробыла в мышеловке так долго, что уже начала разлагаться. Вонь была ужасная, хуже чем на свалке.
Мать Майка всегда говорила, что Молли грязная шлюха. Она обычно еще много чего говорила, пока его отец не заставлял ее замолчать. Но мать и половины всего не знала, и ее удар бы хватил, узнай она обо всем.
Майк подобрал с пола бутылку пива и наполнил стакан Молли. Он думал, хватит ли у него духу просто вручить ей стакан и уйти.
Пока он колебался, из проигрывателя, включенного на полную громкость, неожиданно раздался «Рок сутки напролет» Билла Хейли.[15]
Молли в возбужденном состоянии обычно предпочитала Бобби Ви[16]или Билли Фьюри.[17]
Билла Хейли предпочитал Альфи. Майк заглянул в дверь, чтобы посмотреть, что она делает, и увидел, как Молли приглушила звук телевизора и пританцовывает под музыку. Она была отвратительна. Майк видел, как ее огромная грудь и отвисший живот раскачивались под тесным желтым платьем.
— Пойду найду себе подружку, — завопил он, перекрикивая музыку и протягивая ей пиво.
На полпути к двери Майк почувствовал, что его поймали за руку.
— Никуда ты не пойдешь, — сказала Молли. — Мы должны здесь пошуметь. Так, словно Альфи тоже дома.
Майк совсем запутался.
— Почему? — спросил он.
— Потому что у него дела. — Молли постучала пальцем по его носу, давая понять, что это секрет. — Давай, потанцуй со мной немного, затем мы будем кричать и ругаться. Если эти любопытные ублюдки соседи выглянут в окно, то решат, что ты — это он.
— А, это как алиби? — заорал Майк, перекрикивая оглушительную музыку.
Он часто смотрел на окно снаружи и знал, что тонкая ткань, которая служила занавеской, становится полупрозрачной, когда внутри зажигают свет. Четко рассмотреть людей было невозможно, но было прекрасно видно, чем они занимаются. Майк с Альфи были одинакового роста и телосложения.
— Теперь я все понял! — саркастически сказал Майк.
Молли схватила его за руку и потащила за собой.
Альфи и Молли часто танцевали вместе, будучи пьяными. Когда Майк только поселился у них, ему это показалось милым. Но скоро он понял, что обычно это была прелюдия к драке, а дрались они жестоко, не уступая друг другу до тех пор, пока кто-либо из них не вырубался.
За два года Майк не раз видел, как они били друг друга по голове бутылками, молотили один другого, словно профессиональные боксеры. Однажды Альфи выбил головой Молли оконное стекло. Но худшее случалось позже. Насилие заводило их, они могли истекать кровью как недорезанные свиньи, но затем вдруг начинали трахаться. Им было плевать, если в комнате был кто-то еще. Альфи мог завалить жену на диван или отыметь ее по-собачьи прямо на полу, издавая при этом невероятные звуки.
Так что Майк, танцуя с Молли, не на шутку испугался, предположив, что та может потребовать от него точного исполнения всего ритуала. Когда первая пластинка закончилась, Молли поставила вторую — «Тюремный рок» Элвиса. Проигрыватель по-прежнему орал на всю катушку.
— Начнем драться, когда пластинка закончится, — крикнула она прямо Майку в ухо, так как музыка была просто оглушительной. — Ты начнешь толкать меня, а я буду кричать и швырять в тебя всем, что под руку подвернется. Затем ты возьмешь кочергу и сделаешь вид, что бьешь меня ею. Мы должны создать как можно больше шума. Нужно, чтобы все на улице знали, что у нас тут ссора, и чтобы все было правдоподобно.
