— Вы совершенно не подходите для кино!
Упорный Никулин попробовал свои силы в Щепкинское училище при Малом театре, в Государственный институт театрального искусства им. А. Луначарского, во вспомогательную группу Театра Моссовета, и везде вердикт признанных метров звучал примерно одинаково.
10 августа 1946 года отец и сын Никулины прочитали в газете «Вечерняя Москва» объявление. В нем сообщалось о наборе в студию клоунады при Московском ордена Ленина государственном цирке. Вступительные экзамены Юрий выдержал с большим трудом. Волновался, был скован, производил впечатление человека малоспособного, непластичного, лишенного чувства юмора. Долговязая, нескладная фигура молодого человека и прочитанные стихи с мрачным выражением лица тем не менее вызвали интерес у комиссии, видимо, проглядывалась алогичность клоунского мышления экзаменуемого. Юрия Никулина приняли в студию при Московском цирке.
Михаил Николаевич Румянцев (Карандаш), выдающийся цирковой комик, эталон смеха, юмора, веселья долго присматривался к студийцу Юре Никулину. И однажды, встретив его в фойе цирка, пригласил к себе в гардеробную на правах ученика.
— Когда Юраучился в студии, то все кричали: «Талант! Талант!» — а потом бросили его и как-то забыли о нем. Вот я и решил ему помочь. — Признался позже Карандаш.
Одновременно в поле профессионального внимания Румянцева попал и Михаил Шуйдин. С легкой руки Карандаша коверные комики, выступающие в паузах между цирковыми номерами, завоевали огромную популярность и заняли ведущее место в программах. Из вспомогательного, подыгрывающего персонажа коверные превратились в главное действующее лицо спектакля. Он занял Никулина и Шуйдина почти во всех репризах и клоунадах. Румянцев так поступил еще и потому, что остальные стажеры покинули своего наставника. Требовательность и крайняя взыскательность педагога часто принимала форму назойливой въедливости, чрезмерной мелочности, к тому же он часто повышал голос, если ему казалось, что его замечания не принимаются всерьез. Репутацию он имел как человек придирчивый, капризный и взбалмошный.
Однако оставшиеся ассистенты вполне устраивали Карандаша, и он чувствовал, что из этих двух учеников выйдет толк. Даже облик клоунов заключал в себе комичный контраст: высокий сухопарый Юрий выглядел еще смешнее рядом с полноватым, среднего роста Мишей.
«На манеже я появлялся в своем кургузом костюмчике, в канотье, и публика встречала меня не только молча, а, пожалуй, даже с некоторым недоверием.
— Никулин, попробуйте, что ли, петь на выходе… — посоветовал как-то Карандаш.
Я выбрал популярную в то время песню «Закаляйся, если хочешь быть здоров» из фильма «Первая перчатка». Пел ее истошным голосом, пел дико, так, что публика, сидящая близко, вздрагивала, а дети в зале пугались. Песня не помогала. Но на одном из представлений решил петь куплет не сначала, а со строчки «Водой холодной обливайся.», и в слове «холодной» голос у меня вдруг сорвался. Слишком высоко взял. В зале засмеялись. Ага, думаю, уже на правильном пути. Так постепенно, по крупицам, выуживал смех у публики», — вспоминал Юрий Никулин.
«Партнер в цирке, говорят, — вторая жена. Я знал многих клоунов, которые меняли своих партнеров, характерами не сходились. Сложно. Это как брак. У меня всю жизнь был отличный партнер — Михаил Шуйдин. А познакомился я с ним случайно. Я уже работал у Карандаша, когда тот решил организовать свою студию. Дал объявление в газете: «Карандаш набирает студию». Я зашел в цирковое училище к приятелю. Подходит к нам паренек, лицо у него немножко рябоватое (потом я узнал, что он горел в танке. Был командиром танковой роты. Старший лейтенант). «Слушай, — говорит, — ты с Карандашом выступал, знаешь его. Стоит к нему идти?». Я ему рассказал анекдот: приходит один еврей к рэбе: «Рэбе, скажи, жениться мне или не жениться?». А тот отвечает: «Делай, как знаешь, все равно потом пожалеешь». Паренек усмехнулся и пошел поступать. Кроме него, приняли еще двоих. Прошел год. Карандаш двух других выгнал, остался один Шуйдин. И Карандаш нас свел. Мы его между собой звали «папа». Работали с Мишей вдвоем с 1949 по 1989 год», — с теплом и уважением вспоминал своего преданного партнера Юрий Владимирович.
Партнерские отношения с серьезным, замкнутым Михаилом у Юрия Владимировича сложились не сразу. Однажды на гастролях в Саратове Шуйдин из деревяшки выточил копию собственного носа. Точную копию. И начался творческий процесс поиска использования и разработки более интересной модели носа. Последовали еще копии. Но уже из другого материала: смоченную марлю в муке Шуйдин превращал в выразительные модели человеческого органа обоняния. Все заготовки клоун-скульптор аккуратно сложил для просушки на батарею в клоунской гардеробной. Однако носы к вечеру таинственно и бесследно исчезли. Главной подозреваемой проходила уборщица, но она уверено доказала собственное алиби. Михаил заподозрил Никулина и других клоунов в краже. Все поклялись, что реквизит не трогали! Оптимист Шуйдин потратил еще несколько часов на лепку следующей серии носов. И они вновь исчезли. Тень произведения Гоголя «Нос» преследовала творческий замысел Михаила. В досаде и жажде мщения Шуйдин, изготовив еще одну партию марлевых носов, процедил сквозь зубы коллегам:
— Увижу, кто притронется к носам, убью!
В праздничной атмосфере цирка запахло кровью. Шуйдин следил за носами на батарее, как за юной возлюбленной. Забежав на репетиции в гардеробную, он вдруг застал собаку Кляксу (любимая собака Карандаша) за аппетитным доеданием последнего авторского оригинала. Видимо, Шуйдину удалась на славу не только форма, но и содержание. Собака в виду культурной отсталости и душевной глухоты к произведениям искусства осталась жива. Шуйдин ее пощадил.
На покорение высокого мастерства уходило много времени и сил, Юрий Владимирович с иронией относился к своей тогдашней личной жизни:
«А мною тогда никто из девушек не интересовался. И я вообразил, что эта девушка действительно увлечена моей персоной. Мы пошли с ней как-то даже в кино. Сидим вместе, и я все жду, когда она заговорит со мной. А она молчит и, видимо, все ждет, когда же я начну говорить. Мы так и не поняли друг друга. Ее отец, старый артист цирка, меня два раза ужинать приглашал и серьезно говорил:
— Вот женишься, я тебе клоунаду расскажу «Братовы штаны». Никто ее не знает. Очень смешная, В голове тогда промелькнуло: «А может быть, жениться? Клоунаду узнаю». Подумал я, подумал, но так предложения и не сделал.
Спустя некоторое время узнал, что девушка вышла замуж и хорошо живет. Таки закончил я одесские и сибирские гастроли холостым.
И никто мне не рассказал клоунады «Братовы штаны».
Карандаш, как наставник Никулина и Шуйдина, возглавлял и направлял сложные и порой мучительные поиски клоунских реприз. Карандаш имел характер требовательный и непредсказуемый в общении. Безошибочно подстроиться под его настроение из дуэта мог только Никулин. Карандаш часто брал с собой Юрия в походы по поиску хозинвентаря для выступлений. Во время такой прогулки Карандаш набрел на чугунки, пощелкал по ним пальцем, пришел в веселое расположение духа и выразил идею использовать горшки как музыкальные инструменты.
