— Давайте я вам погадаю. — Она улыбнулась и провела кончиком пальца по линиям, едва касаясь кожи. — О, у вас впереди еще много лет и большая любовь. Видите эти черточки? Они обозначают, что у вас будет двое детей…
— Замечательно. — Дэвид усмехнулся. — Но я, к сожалению, не верю предсказаниям.
— Напрасно, они иногда бывают верны. — Надин внимательно посмотрела на Дэвида и, зябко поведя плечами, сказала: — Никак не могу согреться. Обнимите меня.
Он нерешительно обхватил ее рукой, понимая, что пришло время платить за собственное безрассудство. Что ж, Надин нравилась ему, так чего же еще? Если она сумеет помочь ему забыть Кэтрин, то почему бы и не попробовать? В конце концов, вполне можно обойтись и без любви… Но что-то остановило его: словно предчувствие беды проникло в сердце и оставило там острую иглу, причинявшую боль.
Надин запрокинула голову и закрыла глаза, ожидая горячего поцелуя, который разрешил бы все сомнения. Она уже не сомневалась, что сможет завладеть Дэвидом. Желание близости, узнавания этого сильного тела обжигало ее, как жаркое пламя, дыхание участилось. Но ничего не происходило, и Надин, отстранившись, с удивлением взглянула на Дэвида.
— Что с вами?
— Простите, мне пора. — Он неловко встал и развел руками. — Я не тот, кто вам нужен, поверьте.
— Что это значит? — Она попыталась усмехнуться, но губы дрожали от возмущения и обиды. — Я ничего не понимаю. Вы… Вы действительно хотите вот так просто уйти?
— Я виноват перед вами, я надеялся, что смогу справиться с собой… — Дэвид покачал головой. — Я люблю другую женщину — вот и все объяснение. Простите…
— Но зачем же вы встречались со мной? Это что — месть, вымещение злости?
— Я думал, у меня получится забыть.
Дэвид вдруг почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Надо было поскорей остаться одному, иначе он не выдержит и станет жаловаться постороннему человеку на жестокость и несправедливость судьбы. Он настолько устал от бесплодного ожидания, что совершенно обессилел и казался себе слабым, всеми покинутым ребенком.
— Прощайте, Надин, и не сердитесь на меня. Вы достойны лучшего, и вам обязательно повезет.
Не оборачиваясь, боясь встретиться с ней взглядом, Дэвид торопливо вышел в прихожую и, захватив плащ, открыл дверь. Дождь падал с темного неба, ветер налетал порывами, бросая в лицо холодные капли, и они смешивались со слезами. Дэвид был сейчас в таком состоянии нервного напряжения, что почти не контролировал себя.
Тоска по Кэтрин достигла критической точки: он больше не мог терпеть, он не хотел, не мог жить без нее. Если бы кто-нибудь годом раньше сказал, что Дэвид будет так мучиться, он ни за что не поверил бы и рассмеялся. Ему казалось, что весь запас нежности он уже израсходовал в первый год их с Мэри любви, что больше ничего ему не грозит…
Глупец! Почему он уехал, почему оставил ее, не сказав самых важных слов? Гордость и самолюбие, страх услышать в ответ равнодушный смех. Но ведь Кэтрин предлагала ему жениться! И если бы не его дурацкая принципиальность, сейчас все могло бы быть по-другому.
Дэвид быстро шел, не замечая ничего вокруг, не чувствуя, что промок. Он не знал, как поступить: написать Кэтрин письмо с признанием или, бросив все, тотчас же улететь в Лос-Анджелес и там, упав к ее ногам, умолять о том, в чем сам отказал три месяца назад. Но это значило бы потерять работу и снова привело бы к нищете. Безвыходность ситуации сводила Дэвида с ума: умирая от любви, он не мог перестать думать о делах, потому что все здесь было взаимосвязано, все сплелось в такой тугой клубок, распутать который уже нельзя.
Он вдруг горько рассмеялся, так громко, что встречные прохожие посмотрели на него со страхом. Наверное, он действительно походил сейчас на безумца — мокрый, растрепанный, с плащом в руках. Дэвид остановился и усилием воли заставил себя немного успокоиться. Если Кэтрин потеряна для него навсегда, то остается еще сын. И хотя бы ради него надо продолжать жить, дышать, просыпаться по утрам и встречать новый день не как наказание, а как милость, дарованную кем-то свыше.
Вернувшись в отель, Дэвид быстро разделся и забрался под одеяло, чтобы согреться. На глаза ему попался надорванный конверт с лос-анджелесским штемпелем, и счастливая мысль озарила сознание. Ведь можно просто позвонить! Под тем предлогом, чтобы договориться о приезде Эрни. Господи, услышать голос Кэтрин! Почему он раньше не подумал об этом?
Дэвид вскочил и бросился к телефону. Набирая дрожащими пальцами номер, он улыбался своему отражению в настенном зеркале. Сейчас, через несколько секунд, он словно бы приблизится к Кэтрин. И если ровные строчки ее писем не выдавали истинных чувств, то, может быть, хотя бы по голосу он узнает больше.
Долгие гудки тянулись, казалось, вечность, наконец трубку взяли.
— Да?
— Я могу поговорить с Кэтрин Хэшстроп? — запинаясь от волнения, спросил Дэвид.
— Она здесь больше не живет, — холодно ответили на другом конце провода.
— Как? Но… — Он медленно опустился на стул. — Где я могу найти ее? Куда она уехала?
— Откуда я знаю? Мой муж купил этот дом три дня назад, и мы…
Дэвид, уже не слушая, со звоном положил трубку на рычаг и обхватил голову руками. Кэтрин исчезла, растаяла, как мираж, как сладостное видение. Но куда она могла уехать и зачем продала дом? Неужели что-то случилось — с ней самой или с Эрни, но что?
Он попытался вспомнить номер телефона ее родителей или Элис, но не мог. Значит, последняя ниточка, связывавшая их, оборвалась. И нет никакой возможности что-нибудь узнать. На память вдруг пришли слова Арчибальда о том, что он найдет способ защитить дочь и внука. Может быть, Кэтрин послушалась отца, советовавшего ей не позволять Дэвиду встречаться с сыном, и переехала в другое место с одной лишь целью — скрыться от него.
Да, так, наверное, и произошло. Иначе она обязательно прислала бы ему свой новый адрес. Дэвид с размаха стукнул кулаком по столу и скрипнул зубами от резкой боли, пронзившей руку. Его обманули, как ребенка, обвели вокруг пальца! Сначала подарили надежду на то, что он увидит Эрни, дождались, пока он улетит на другой край света, — и все. Дверца захлопнулась перед его носом, оставив его одного на пороге. А семейство Хэшстропов благополучно скрылось в неизвестности, отняв последнее, ради чего стоило жить, — сына.
Дэвид не мог найти в себе сил, чтобы двинуться с места. Апатия и безразличие охватили его. Через некоторое время он все-таки заставил себя встать и, добравшись до кровати, не выключая свет, упал на постель и закрыл глаза.
В нем не осталось даже слез, чтобы оплакать свое поражение. Жизнь, изловчившись, нанесла последний и самый болезненный удар, оправиться после которого уже станет невозможно. Да и желания не будет, потому что нельзя постоянно совершать ошибки и ничему не научиться. В конце концов, ломаются даже самые сильные и уверенные люди.
Как теперь? Никак, молча, стиснув зубы, не обращая внимания на страдания. Второй раз Дэвида предала любимая женщина, и он заставит себя забыть ее, чего бы это ни стоило. Он не будет больше верить никому, потому что смешно в его возрасте смотреть на мир через розовые очки, уже однажды разбитые Мэри, но снова починенные ради Кэтрин. Хватит, теперь точно хватит с него сладких мечтаний.
