Но как относился месье Куррэн к своей жене — это одно дело, а вот как к Наташе относился Кевин — дело совсем другое. Эти тревожные размышления больше всего расстраивали Кассандру.
Рождество прошло весело, все хорошо провели время. Касс тоже была довольна. Наташа привнесла в их жизнь множество перемен, что, к удивлению миссис Мартин, не встретило никаких возражений со стороны хозяина дома. Ее Кевин-отшельник, как Кассандра иногда его в шутку называла, вдруг возымел склонность к светской жизни. Наташа просто не могла жить без вечеринок и приемов и постепенно приучала к ним писателя. Морис же, наоборот, больше склонялся к уединению. Касс знала, что он глубоко скорбел об утраченном зрении и погибшей карьере и ему нелегко было казаться радостным и оживленным на публике. Но француз старался быть со всеми любезным и милым.
Мадам Куррэн возобновила некоторые старые знакомства, которые водили де Груты еще в пору ее детства. Кассандра с удивлением обнаружила, что к ним зачастили в гости сэр Джеральд и леди Винн-Керр. Их дочь вышла замуж за директора Би-би-си, и на Рождество в дом Мартинов съехалось множество знаменитостей: актеров, актрис, продюсеров, была даже пара кинозвезд.
Наташа оказалась самой блистательной женщиной во всем собрании, что доставило ей колоссальное удовольствие. А Кевин постепенно превращался в человека, которого Касс едва узнавала.
Ее муж совершенно излечился от приступов меланхолии и забросил книгу. Девушку беспокоило, что он перестал работать над романом по нескольку часов в день, как раньше. Зато когда мадам Куррэн была дома, писатель всегда пребывал в отличном настроении. Кассандра порой с огорчением замечала, что ее возлюбленный на удивление снисходителен к Наташиному образу жизни, к которому сам заметно пристрастился. Ее верный, домашний Кевин быстро превращался в светского льва, в плейбоя. Прожив четыре месяца под одной крышей с Куррэнами, Касс уже не могла закрывать глаза на то, что страшно ревнует своего избранника к Наташе. Она боялась за Кевина и за себя тоже.
Он оставался ее милым, нежным мужем, но теперь между ними все было по-другому. Словно те глубокая любовь и понимание, которые когда-то связывали их, исчезли и отношения стали как-то поверхностнее. Супруги реже занимались любовью, и, даже когда Кассандра лежала в его объятиях, она чувствовала, что ее возлюбленный изменился. Не то чтобы он стал равнодушен к ней, но мгновения близости стали мимолетными, и в них чувствовалось меньше подлинной страсти.
Кассандра, влюбленная в мужа больше, чем когда бы то ни было, ощущала растущую потребность в его ответной любви. Но она молчала. Ей хватало женской мудрости держать свои страхи при себе. Миссис Мартин была глубоко несчастна, но ни один человек на свете об этом не догадывался. Она продолжала выращивать овощи, разводить кур, собирать яйца и делать все домашние дела для того, чтобы помочь Кевину.
Ее кулинарное мастерство ничуть не возросло, и мадам Куррэн уже не скрывала своего недовольства домашней едой. Однако Морис был неизменно любезен и иногда даже сидел с Кассандрой на кухне и болтал о разных французских блюдах, стараясь приободрить и вдохновить ее. Выяснилось, что его мать великолепно готовила. Особенно музыканту запомнились ее необыкновенно вкусные соусы. Он даже вспомнил кое-какие рецепты, и Касс с удовольствием их опробовала. Иногда он рассказывал девушке что-нибудь о себе. Она уже знала, что он глубоко страдал, и не только из-за своего зрения (известный окулист ничем не смог помочь ему), но и из-за разлада в семье.
Француз обожал свою жену, красивую и молодую, но понимал, что она его не любит.
— Я для нее слишком старый, — сказал он Кассандре как-то вечером в начале апреля. — Не надо было вообще предлагать ей руку и сердце.
Он машинально поглаживал бородку и протирал очки. В его воспаленных серых глазах таилась такая печаль, что миссис Мартин вдруг возненавидела Наташу. Мадам Куррэн, напропалую кокетничавшая с Кевином, проявляла полное безразличие к собственному мужу.
— Дорогой Морис, — ласково произнесла Касс. — Не говорите так. Вы совсем не старый и достойны не только Наташи, но и любой другой девушки.
Он улыбнулся, близоруко прищурившись.
— Вы такая милая и добрая, деточка моя. Кевин счастливчик. Мне, собственно, тоже повезло, только у Наташи скоро кончится терпение, — вздохнул пианист. — Ведь я был таким выдающимся, таким знаменитым музыкантом и мог обеспечивать ей безбедное существование. А теперь я мало что могу ей предложить, кроме необходимости заботиться обо мне. Быть почти слепым — серьезный недостаток, и таким я никому не нужен, а ей и подавно. Только когда музицирую, я чувствую утешение.
От этих слов отвращение девушки к мадам Куррэн не стало меньше. Этот невысокий француз был великодушен и терпелив и никогда не требовал повышенного внимания к себе. Ни слова жалобы Кассандра не слышала от него, хотя он не мог ни читать, ни гулять, ни наслаждаться всеми теми удовольствиями, которые доступны человеку с нормальным зрением.
— Только не отчаивайтесь, Морис, — попросила она. — Когда-нибудь, я уверена, найдется специалист, который сможет вам помочь, и все изменится. Знайте, на самом деле жена вас любит.
Касс было нелегко произнести вслух эту невероятную ложь. Но она считала, что должна постараться утешить этого доброго музыканта.
— А вы… вы всегда так веселы и беззаботны, деточка, — улыбнувшись, проговорил пианист. — Простите, что я вас так называю. Вы выглядите совсем ребенком. Вы отнюдь не светская женщина, как моя Наташа.
— Глупенькая девочка Касс, — засмеялась миссис Мартин.
— Совсем не глупая, что вы.
— Уверена, Кевин вам уже говорил, что временами я становлюсь страшной занудой, — хмыкнула Кассандра. — Честно говоря, мне иногда кажется, что его больше привлекает общество вашей блистательной супруги.
Она сказала это без тени злобы, но Морис Куррэн посмотрел на собеседницу с легкой тревогой. Обыкновенная молодая барышня, юная и стройная, с растрепанными шелковистыми волосами, обрамлявшими свежее лицо золотистым ореолом. Однако он не встречал еще такой трудолюбивой, такой выносливой и безропотной девушки и никогда не видел жены более преданной своему мужу. Узнав Кассандру получше, музыкант проникся к ней глубочайшим уважением и восхищением: Он понял, что миссис Мартин обладает не только добротой, но еще и мужеством и стойкостью. Однако, как истинный француз, Морис не мог не заметить и других достоинств Касс — ее женственности и очарования. Он понимал, что такую девушку можно любить с подлинной страстью. Порой он сомневался, что Кевин понимает, какое сокровище ему досталось. Хотя, с другой стороны, Куррэн неплохо относился к молодому англичанину. Но иногда Мориса охватывал страх за Кассандру. Он был не настолько слеп, чтобы не замечать, каким взглядом писатель смотрит на Наташу. И как она смотрит на него.
Прошла неделя. Выглянуло солнце, холодные зимние ветры сменились теплым дыханием весны, и однажды музыкант случайно проведал о том, о чем знать ему не полагалось.
Куррэн прогуливался вокруг пруда — ходил он медленно и осторожно, боясь споткнуться из-за слабого зрения. Он остановился на берегу, чтобы послушать тоскливый крик диких гусей над водой. Наслушавшись, музыкант направился к старому сараю для лодок и некоторое время постоял там, опираясь на свою палочку, вглядываясь в даль и жалея, что не может как следует рассмотреть красивое оперение птиц, которое подробно описывала ему Касс.
