У меня тоже сегодня были еще дела. После вчерашнего поражения все мои надежды теперь были связаны с наступившим выходным. Сейчас половина восьмого. Если у Юлии сохранились хоть какие-то остатки представлений о порядке, то невозможно было себе вообразить, чтобы она забыла о том традиционном мероприятии, которое из года в год, десятилетиями, проходило в этот день и которое невозможно было отменить ни под каким соусом, хотя мы неоднократно ссорились по этому поводу: первый выходной, поездка к Юлиной маме (к «мамуле») в Магдебург, на рождественского гуся.
Сегодня утром тут творится что-то невообразимое! Массовый выезд трудящихся! В таких условиях следить довольно трудно. На всякий случай я решил спустить Пятницу с поводка. Если что, он сможет поймать нашу лягушку-путешественницу.
Ранние поезда (7.48, 8.37, 9.07 и 9.48) укатили, не дав никаких результатов. Затем последовал довольно большой перерыв, поезд на 10.37 по выходным не ходил. Моя последняя надежда — пятьсот третий, скорый. Он отправлялся в 11.07, и в 12.27 Юлия спокойно могла быть уже в Магдебурге, от вокзала до мамы там совсем недалеко, минут пятнадцать, не больше…
Я проводил и этот поезд, он уехал, унеся с собою мою последнюю надежду.
Покинуто стояли мы с Пятницей среди валяющихся рекламных проспектов и мятых банок из-под фанты на пустом перроне. Медленно мы спустились по лестнице в центральный зал. Единственное, за что я еще хоть как-то мог уцепиться, была исчезнувшая железнодорожная карточка. И, конечно, черная сумка! Ладно, предположим, я пропустил Юлю, ей удалось проскочить. Но ведь когда-нибудь она вернется. Конечно она вернется…
— Слушай, а вон та краля, часом, не твоя? — закричали, заметив меня, чуть ли не хором мои ночные друзья.
Они показывали на молодую женщину, которая изучала текст инструкции над стойкой для тележек.
Пятница зарычал, я промолчал. Я пожалел, что вчера так разоткровенничался. Они замучили меня своим дурацким вопросом, который повадились мне задавать потом каждый день:
— Ну что, нашел девушку своей мечты?
Не нравилось мне и то, что они по-прежнему называли меня «начальником отдела сбыта», хотя я давно им сказал, как меня на самом деле зовут. И к тому же я был в отпуске. Я устал им это повторять. Они же на это только громко ржали.
Только с Марио я неплохо ладил. Он все — таки был постоянно занят, и у него просто не было времени на то, чтобы думать про других всякие глупости и шуточки шутить. Он разрешил мне поносить его брюки, предоставив мне их, так сказать, на длительное хранение. Это мне было очень кстати. Неплохая маскировка: на коленке дырка, внизу все замахрились. Да и физиономию мою из-за бороды было почти не узнать.
Конечно, будет большим преувеличением сказать, что этот вокзал стал для меня вторым домом. Но все же я постепенно привык к вокзальной жизни. Я уже знал места, где было потеплее и не так дуло. Когда появлялись полицейские, я прикидывался встречающим. Хотя, с другой стороны, мне и не нужно было особо прикидываться, я ведь действительно встречал! Так что я спокойно реагировал на все проверки, пусть себе проверяют.
Один день сменялся другим, но ничего особенного не происходило. Так подошел к концу и год.
Новогодним вечером мы сидели с Марио в своем углу. На улице все грохотало и стреляло. Конец года, хорошее время для новых начинаний. Я подумал об одной особе по имени Ю.
Часы на Гедехтнискирхе пробили двенадцать.
Я дождался последнего удара, выдержал паузу и сказал Марио:
— В следующем году я брошу курить.
— Это мы посмотрим, — ухмыльнулся Марио.
Я медленно вынул из кармана пальто пачку, достал сигарету, высоко поднял ее, чтобы было лучше видно, обозрел ее со всех сторон и — торжественно закурил.
Марио удивленно смотрел на меня. Он покрутил пальцем у виска.
Я выпустил ему в нос струю дыма.
— Я сказал «в следующем году». Нужно лучше слушать, дружище!
Мы выпили еще в знак примирения по глотку и притулились спать.
В первый день нового года я проснулся пораньше. Марио еще спал. Я поправил ему съехавшее с плеч одеяло. Потом собрал свои вещички.
На площади перед вокзалом было страшно холодно.
На другом конце города занималось утро. Там, на востоке, робко выглянуло солнце. Надо же, вылезло, наконец, из кустов… Бесстыжее… Хотя нет, вон как покраснело от стыда!
Я дернул Пятницу за поводок.
— Ну, что, пошли?
Ладно.
Пошли.
