— Прекрасная новость, Эва, — сказала она. — Нет, правда, слов нет, как я рада за тебя.
— Очень… да, большое спасибо, дорогая. Хорошо, что позвонила.
По телефону Эва была такой же стеснительной, как в письме, словно боялась, что Алиса сочтет всю ее идею насчет замужества нелепой. И Алиса, уловив это и почувствовав свою вину (потому что до некоторой степени так и считала), удвоила свой восторг по поводу новости, хотя не собиралась слишком восторгаться.
— Жажду с ним познакомиться, — услышала она свой голос. — Но послушай, вместо того чтобы встречаться в городе, может, привезешь его сюда? Не будет ли это лучше? Места у нас предостаточно, если вы решите остаться на ночь. Буду ждать вас с огромным нетерпением.
«Буду ждать с огромным нетерпением». Последняя фраза все время звучала в памяти, пока она готовила дом к их приезду. Этот дом, в котором было так много вещей Стерлинга и так ужасно не хватало присутствия его самого, стал почти невыносим, и поэтому она с таким нетерпением ждала Эву и мистера Оуэна Форбса из Остина, штат Техас, — да и любого другого ждала бы, коли на то пошло.
— Знаешь что? — сказала она за завтраком Бобби. — Помнишь твою тетю Эву? Так вот, тетя Эва выходит замуж, и сегодня вечером она приедет со своим женихом, чтобы познакомить его с нами, мы будем обедать все вместе, и, может быть, они даже останутся на ночь. Правда, интересно?
— А что это такое?
— Что именно?
— Жених.
— Ну, человек, за которого она выходит замуж. Его зовут мистер Оуэн Форбс, и он из Техаса. После того как они поженятся, он станет твоим дядей.
— А-а. — Бобби задумчиво повозил ложкой в остатках манной каши на тарелке, и по таинственному, хитрому выражению его лица она поняла, что следующий его вопрос будет не настолько наивен. — Мамочка, а мистер Нельсон — он твой жених?
— Нет, дорогой, не задавай глупых вопросов. Я тебе уже все объясняла. Мы с мистером Нельсоном очень близкие друзья. Мы очень важны друг для друга, а для нас обоих очень важен ты.
— Ты хочешь сказать, что вы влюблены, или что?
— Я сказала то, что сказала. А теперь быстро доедай и прекрати задавать глупые…
— Это не глупые вопросы. Я только хочу знать: если ты и мистер Нельсон влюблены друг в дружку и поженитесь, когда он вернется домой из Англии, тогда кем он будет? Моим отцом или как?
— Ох, Бобби, тебе это прекрасно известно. Он был бы тебе отчимом, неродным отцом.
— Значит, он никогда не сможет стать мне настоящим отцом, потому что папа — мой родной отец. Правильно?
Она вздохнула:
— Да, дорогой, правильно.
— Тогда как же муж тети Эвы будет моим дядей? Разве он не будет просто неродным дядей?
— Он будет тебе дядей, потому что женится на моей сестре. Быстренько доедай, не то опоздаешь в школу.
Утром почтальон снова прошел мимо, но она заставила себя забыть об этом, и к вечеру, к тому времени, когда такси свернуло к дому, была совершенно спокойна. В доме была чистота, она и Бобби принарядились и с застывшей на лице беззащитной улыбкой готовились встретить с таким нетерпением ожидавшихся гостей.
Оуэн Форбс оказался краснощеким здоровяком, да таким общительным, поражавшим мужским обаянием и силой, что Алиса только и подумала удивленно: «Как это Эва сумела заполучить его?» А Эва сияла. Она была все такой же, ничуть не изменилась, но расцвела пробудившейся в ней женственностью, и это тем более красило ее, что она сознавала и гордилась этим.
— Много слышал о вас замечательного, — сказал Оуэн, беря Алису за руку и склоняясь, чтобы уважительно коснуться губами ее щеки.
Потом повернулся к Бобби, но, вместо того чтобы пожать ему руку, легонько дотронулся кулаком до его подбородка.
— И о тебе слышал много хорошего, герой. Как дела?
Он заполнил дом своим оглушительным голосом и мощной фигурой: в минуты первой неловкости, пока все не расселись по стульям и не завязался разговор, он принял на себя командование, словно дом был его и он был в нем хозяин, отчего все почувствовали себя легко и непринужденно.
— Нет, меня избавьте, — твердо отказался он, когда Алиса предложила коктейли. — Но вы, девочки, давайте.
Чуть позже обратился к Бобби:
— Слушай… В футбол играешь? А то можно было бы пойти поиграть немного, пока не стемнело.
Бобби ответил, что футбольного мяча у него нет, зато есть бейсбольный и перчатка. Годится?
— Отлично, — сказал Оуэн Форбс, вставая и стаскивая с себя пиджак. — И раз у тебя одна перчатка, ты ее и надевай. Ты будешь подавать, а я отбивать. Идет?
— Замечательная гостиная, Алиса, — заговорила Эва, когда они остались одни. — Дом сдавался с обстановкой?
Алиса была готова к такому вопросу; она заранее тщательно продумала свою ложь и была рада, что Бобби не услышит ее.
— Нет. Большинство этих вещей очень ценные. Они принадлежат одним моим друзьям, которые на время уехали в Европу.
— Вот это что такое? — заинтересовал Эву purdah. — Персидский?
— Бирманский. Видишь ли, эти люди англичане и жили на Востоке.
— Да, просто… поразительно. Необыкновенно красочно.
Теперь, когда непременные любезности были высказаны, можно было, налив по второму коктейлю, перейти к серьезным вещам: обсудить Оуэна Форбса. Он лечился в больнице, где работала Эва, — там они и познакомились. «Это он с виду кажется таким здоровым, — объяснила она. — А на самом деле со здоровьем у него очень неважно». Поэтому он оставил отнимавшую много сил должность профессора истории в Нью-Йоркском университете, и они намерены обосноваться в Остине. Там и климат мягче, и жизнь спокойней, и он, частично выйдя в отставку, сможет посвятить свободное время завершению книги, которую вынашивал много лет: исследованию роли АЭВ[34]в Первой мировой войне. Он сам служил в АЭВ, вышел в отставку майором; он был ранен и жестоко пострадал во время газовой атаки, отсюда и его нездоровье. Раньше он был женат на женщине, которая никогда не понимала его, развелась с ним и потребовала выплаты непомерных алиментов, пока снова не выйдет замуж; теперь он наконец свободен и захотел начать новую жизнь с Эвой Грамбауэр.
— Я нужна ему, — сказала Эва, и от смущения глаза старой девы наполнились слезами. — Это так прекрасно! Я не знала ни одного человека, которому бы по-настоящему… по-настоящему была нужна.
И Алиса почувствовала, что ей самой нужно промокнуть глаза — не только от радости за Эву и не только под действием джина с вермутом, но и от укола зависти. Быть нужной — это действительно прекрасно. Даже если бы она могла рассказать Эве о Стерлинге Нельсоне, могла бы она честно сказать, что нужна ему?
