Нет слов, которыми можно было бы выразить то, что происходит, то, что он думает и чувствует. Его тело действует само по себе, пытаясь исправить то, чего уже не исправишь, между тем его разум и дух витают где-то в другом месте, ведя между собой бурный, бессвязный диалог. Что бы случилось, если бы, если бы что, если бы она, нет, я не хочу думать об этом. Действуй, действуй, делай что-нибудь. Вот он хватает женщину, сажает ее, хлещет по щекам. Анна, просыпайся, ты должна проснуться. И в конце концов она просыпается, ее глаза полностью открываются. У нее удивленное выражение лица.
— Послушай меня, — говорит он. — Ты должна мне сказать, что ты сделала.
Она задумывается ненадолго, потом шепчет:
— Съела свои лекарства.
— Сколько таблеток ты приняла?
— Все.
Все. Обособленной, рациональной частью сознания он понимает, сколько это.
Около двухсот таблеток транквилизаторов и около пятидесяти снотворного. Белое облако ужаса окутывает все вокруг, лишая предметы красок. Вот он выбегает из комнаты, мчится вниз, вот стоит перед официантом в ресторане. «В деревне есть врач? Немедленно вызовите врача!» В ресторане сидят несколько постояльцев, они приходят в движение, встревожены, любопытствуют. Он разворачивается и, громко топая, взлетает обратно по лестнице. Он стаскивает ее с постели и ставит на ноги. Ты должна двигаться, Анна, все время двигаться. Думай, думай. Надо, чтобы вырвало. Он тащит ее в ванную, наклоняет над унитазом, засовывает пальцы ей в горло. Ее голова безвольно раскачивается. Ну же, Анна. Он хватает свою зубную щетку, нажимает ручкой ей на язык. Она рыгает, но рвоты нет. Умоляю тебя, Анна, ну сделан же это. Она оседает, качается из стороны в сторону. Он волочет ее обратно в комнату, водит от стены к стене, останавливается, чтобы снова засунуть ей в рот пальцы, пытаясь силой вырвать семена смерти, которые она в себе посеяла. Постарайся, Анна, ради Бога. Как ты могла сотворить такое? Да еще в месте, где нет помощи.
Он никогда не чувствовал себя таким одиноким. Но в этот момент появляется пожилая англичанка, которая регулярно приезжает в деревушку на полгода и живет здесь в частном доме. Он едва знаком с ней, лишь несколько раз перекинулся парой слов, но безумно, отчаянно рад ее появлению.
— Что случилось? — спрашивает она тонким голосом.
Только теперь он понимает, что его отчаянные крики были слышны за пределами дома.
— Кэролайн, — умоляет он, — о, Кэролайн. Вы должны мне помочь.
— Что с ней?
— Она выпила все свои лекарства. Двести пятьдесят таблеток, — говорит он, снова удивляясь такому огромному количеству.
Она ведет себя куда спокойнее, чем он, и вносит в атмосферу комнаты ощущение трезвости и здравомыслия. Он вспоминает, что в другой жизни, в Англии, она работала медсестрой, и рад положиться на нее, когда она берет дело в свои руки.
— Соленая вода, — командует она, — нам нужна соленая вода.
Я бросаюсь в ресторан и возвращаюсь с двумя литрами теплой соленой воды. Мы вливаем их в Анну, зажав ей нос, чтобы заставить глотать. Потом Кэролайн выходит и возвращается с длинной тростинкой, которую где-то сорвала. Я держу голову Анны запрокинутой, а рот открытым, Кэролайн засовывает тростинку ей в горло. Но хоть тростинка проходит внутрь до самого конца, так глубоко, что на конце, когда ее вынимают, виднеется кровь, ничего не происходит. Анна пассивна, ни помогает, ни мешает. Ее пассивность напоминает демонстративное неповиновение, она словно бы с любопытством наблюдает за их усилиями со стороны. Напрасно стараетесь, поздно, поздно.
Теперь уже ясно, что врач не приедет. Кто-то вызывает такси, и они, наполовину поддерживая, наполовину неся на себе спускают ее по лестнице. На почтительном расстоянии собралась толпа, наблюдающая за драмой. Мы садимся в машину, все трое на заднее сиденье, Анна в середине с ведром между колен. Пока мы едем в Маргао, причем машина постоянно глохнет и с трудом заводится снова, между ними происходит странный разговор.
— Зачем ты это сделала?
— Потому что хочу умереть.
— Какая у тебя причина умирать?
— А какая у меня причина жить?
— Вы большая эгоистка, милочка, — сурово говорит Кэролайн.
К этому времени Анна почти без сознания, она раскачивается и невнятно бормочет. Мы обсуждаем, куда ее везти. Поблизости живет частный врач, но мы решаем ехать в государственную больницу, вероятно, там располагают большими возможностями. В больнице мы взваливаем ее на каталку. Пока мы объясняем врачу, что она сделала, появляется таксист и дергает меня за рукав: семьсот рупий. Это в пять раз больше обычных расценок, но я швыряю ему деньги, спорить некогда. Анна делает мне какой-то слабый знак и, когда я наклоняюсь к ней, почти неслышно что-то шепчет.
— Что ты говоришь? Я не понимаю тебя.
Она прилагает усилия, и на этот раз я слышу.
— Скажи им, что я приняла.
— Уже сказал, — отвечаю я.
И в этот момент она проваливается в беспамятство.
Я прихватил с собой ее медицинские предписания, чтобы показать врачу, он читает их, качая головой.
— И она приняла все это.
— Да, все.
— Придется делать откачивание, — говорит он и объясняет мне условия лечения в их больнице. Они неслыханны, он вынужден повторить еще раз, прежде чем я все до конца понимаю. Лечение и содержание бесплатны, а инструменты и лекарства нет. Но недостаточно просто заплатить за них, их нужно самим купить. Доктор пишет список необходимого на клочке бумаги, с которым я должен проследовать по коридору, выйти из здания, пересечь внутренний двор и по другому коридору, в другом здании, дойти до аптеки.
Перед прилавком стоит небольшая толпа, каждый размахивает своим листком и вопит, стараясь перекричать других. Я врезаюсь в толпу, прокладывая себе путь локтями.
— Моя подруга умирает! — рычу я. — Пожалуйста, пропустите меня!
Вероятно, тон моего голоса производит впечатление, потому что мою бумажку берут сразу же. Я жду, пока усталый продавец бродит между полками, снимая с них то, что требуется. Длинный отрезок резиновой трубки, солевой раствор, марлю. Потом подводит баланс, берет у меня деньги и тщательно отсчитывает сдачу. От чувства нереальности происходящего воздух словно густеет, ощущаешь себя как во сне, в котором не можешь двигаться, и сквозь этот туман я бегу обратно по коридору, через двор, по следующему коридору, на второй этаж.
Врач сообщает мне, что если промывание желудка не поможет, то придется перевести Анну в большую больницу в Панаджи, где есть аппараты искусственного дыхания и кровообращения. Существует опасность, что у больной начнут отказывать внутренние органы, а здесь, в Маргао, необходимого оборудования нет.
Когда я и врач приходим к Анне, в палате, где она лежит, разыгрывается сцена. Палата набита индианками, и иностранка вызывает у них жгучее любопытство. Они с простодушным любопытством смотрят на то, как у спящей женщины выворачивает желудок. Пятна расползаются по ее ночной рубашке, воздух наполняется отвратительным запахом. Я озираюсь в поисках медсестры, но не тут-то было. Врач сурово говорит нам:
