— Но ведь его съела лиса.
— Да, это неудачный пример, — говорит Ма. — Только на этот раз мы должны обмануть преследователя. — «Джек, будь ловким, Джек, будь храбрым, прыгни через канделябры». — Беги по улице подальше от грузовика, как можно быстрее, как, помнишь, мы смотрели с тобой мультфильм «Бегун»?
— Том и Джерри тоже быстро бегают.
Ма кивает.
— Самое главное, чтобы Старый Ник тебя не поймал. Ой, только беги по тротуару, если сумеешь, это часть дороги, которая возвышается над мостовой, а не то тебя собьет машина. И кричи погромче, зови на помощь.
— Кого?
— Ну, не знаю, кого-нибудь.
— Как это «кого-нибудь»?
— Ну, просто подбеги к первому же попавшемуся человеку. Или… впрочем, будет уже довольно поздно. Может быть, на тротуаре не будет ни одного прохожего. — Ма грызет ноготь большого пальца, и я не говорю ей, чтобы она прекратила. — Если никого не увидишь, помаши рукой машине, чтобы она остановилась, и скажи людям, которые будут в ней сидеть, что ты и твоя Ма были похищены. А если на дороге не будет машин — не дай бог, конечно, — я думаю, тебе нужно будет добежать до какого-нибудь дома — любого дома, у которого будут светиться окна, — и со всей силы колотить в дверь кулаками. Но помни, беги только к дому с горящими окнами, а не к тому, где будет темно. Тебе нужно будет стучать в нужную дверь, знаешь, где это?
— В передней части дома.
— Попробуем сделать это сейчас? — Ма ждет моего ответа. — Разговаривай с людьми так, как ты говоришь со мной. Представь себе, что они — это я. Что ты скажешь?
— Я и ты…
— Нет, представь себе, что я — это люди в доме, или в машине, или на тротуаре, скажи им, что ты и твоя Ма…
Я делаю вторую попытку:
— Ты и твоя Ма…
— Нет, ты должен сказать: «Моя Ма и я…»
— Ты и я…
Ма переводит дыхание.
— Ну хорошо, это не важно, просто отдай им мою записку — ты ее еще не потерял?
Я гляжу в трусы.
— Она исчезла! — Но тут я чувствую ее между своими ягодицами — она соскользнула туда. Я вытаскиваю ее и показываю Ма.
— Держи ее спереди. А если случайно потеряешь, то просто скажи людям: «Меня похитили». Повтори.
— Меня похитили.
— Скажи четко и громко, чтобы они услышали.
— Меня похитили! — ору я что есть мочи.
— Отлично! Они позовут полицию, — говорит Ма — и, я надеюсь, полиция обыщет весь задний двор и найдет нашу комнату. — Но ее голос звучит как-то неуверенно.
— С газовой горелкой, — напоминаю я.
Мы снова начинаем тренироваться. Я до бесконечности повторяю слова: смерть, грузовичок, выбираюсь из ковра, прыгаю, бегу, кто-нибудь, записка, полиция, газовая горелка. Всего девять пунктов. Я сомневаюсь, что смогу удержать их в голове. Ма говорит, что, конечно, смогу. Ведь я — супергерой, мистер Пятилетний.
Мне разрешается самому выбрать блюда на обед, поскольку это особый день, наш последний день в этой комнате. Так говорит Ма, но мне в это плохо верится. На меня неожиданно нападает страшный голод, я выбираю макароны, и сосиски в тесте, и крекеры — это три обеда сразу!
Когда мы играем в шахматы, я от страха два раза проигрываю, а потом мне уже не хочется играть. Мы ложимся поспать, но заснуть не можем. Я сосу молоко сначала из левой, потом из правой груди, затем опять из левой, пока в ней почти ничего не остается. Ужинать нам не хочется. Мне снова приходится надевать футболку, испачканную рвотой. Ма говорит, что носки снимать не надо.
— Иначе собьешь себе на улице ноги. — Она вытирает один глаз, потом второй. — Надень самые толстые носки.
Я не знаю, почему она плачет из-за носков. Я забираюсь в шкаф и нахожу под подушкой зуб.
— Я положу его себе в носок.
Ма качает головой:
— А вдруг ты на него наступишь и поранишься?
— Не наступлю. Он будет лежать вот здесь, сбоку.
Уже 6:13, наступает вечер. Ма говорит, что должна завернуть меня в ковер, Старый Ник вполне может прийти сегодня пораньше. Из-за моей болезни.
— Давай еще немного подождем.
— Ну…
— Прошу тебя.
— Хорошо, садись на ковер, чтобы я смогла тебя быстро завернуть.
Мы снова и снова повторяем наш план, чтобы я запомнил все девять пунктов: смерть, грузовичок, выбираюсь из ковра, прыгаю, бегу, кто-нибудь, записка, полиция, газовая горелка.
Всякий раз, услышав бип-бип, я дергаюсь. Но дверь не открывается — мне это только кажется. Я гляжу на нее, ее глаза сверкают, как кинжал.
— Ма?
— Да?
— Давай лучше убежим завтра.
Она наклоняется и крепко прижимает меня к себе. Это означает «нет». Я снова ощущаю ненависть к ней.
— Я бы сделала это ради тебя, если бы могла.
— А ты разве не можешь?
Ма качает головой:
— Прости меня, но сделать это должен ты, причем сегодня. Но я буду в твоей голове, понял? Я буду все время разговаривать с тобой.
Мы опять до бесконечности повторяем план Б.
— А что, если он развернет ковер? — спрашиваю я. — Чтобы убедиться, что я действительно умер.
Ма целую минуту молчит.
— Ты знаешь, что драться нехорошо?
— Да.
— Но сегодня особый случай. Я не думаю, что он развернет ковер, ведь он будет торопиться, чтобы поскорее от тебя избавиться, но если он все-таки развернет — ударь его изо всех сил.
Ух ты!
— Бей его ногами, кусай его, ткни пальцами в глаза… — Руки Ма наносят удары по воздуху. — Делай все, чтобы удрать от него.
Я не верю своим ушам.
— Ты что, разрешаешь мне убить его?
Ма подбегает к кладовке, где после мытья сушится посуда, и достает оттуда гладкий нож. Я смотрю на него и вспоминаю рассказ Ма о том, как она приставила его к горлу Старого Ника.
— Как ты думаешь, сможешь ли ты крепко держать его внутри ковра, и если… — Она смотрит на нож, потом кладет его обратно к вилкам на поднос с посудой. — И как это могло прийти мне в голову!
Откуда я знаю, если она не знает.
— Ты же зарежешь себя, — говорит Ма.
— Нет. Не зарежу.
— Нет, Джек, ты разрежешь себя на куски, выползая из ковра с ножом в руках. Наверное, я совсем потеряла голову.
Я качаю головой.
— Нет, она осталась на месте, — стучу я пальцем по ее волосам. Ма гладит меня по спине.
Я проверяю зуб в носке и записку в трусах — она лежит спереди. Чтобы убить время, мы очень тихонько напеваем «Расслабься», «Говорун» и «Домик на ранчо»:
