— А как насчет Делии? — спросил американец, явно заинтересовавшись. — И Джессики… мисс Мелдон?
— Вообще-то миссис Мелдон, — поправила Джессика. — Хотя подойдет просто «Джессика», мы все тут зовем друг друга по имени.
— А мистер Мелдон тоже гостит на вилле?
— Нет, — поспешно ответила она.
— Делия обращена внутрь себя, — продолжила Марджори. — В ней защитная стена, оберегающая ее внутренний мир, так что в отношении ее у меня нет никаких прозрений. Что же касается мистера Мелдона, то Джессика с мужем живут раздельно.
Ученый издал возглас смятения.
— Право же, частная жизнь Джессики…
— Она уже не частная, коль скоро уже несколько недель является предметом газетных сенсаций, — едко возразила Свифт. — Нет нужды черпать подробности жизни Джессики из каких-то внутренних голосов. Я полагаю, мы с вами читаем разные газеты, Джордж, поэтому вы, наверно, не видели бесконечные заголовки и целые колонки, посвященные семейным проблемам четы Мелдон.
— А вы, очевидно, любительница бульварной прессы! — выпалила Делия, рассвирепев. Разве та не видит; какое действие производят ее слова на Джессику, которая сделалась совершенно белой. Конечно, можно было предположить, что другие читали в газетах о семейном разладе Мелдонов, хотя ее не удивило, что Джордж не читал.
— Да, я люблю бульварную прессу, как вы ее называете. Она вся основана на житейских историях, а людские причуды и фобии меня интересуют.
— У нас, конечно, не бывает прозрений, и поэтому мы не знаем, что представляете собой вы, — съязвила Воэн. — Когда-то же, вероятно, вы кем-то работали?
— Не надо, — остановила подругу Джессика, справившись с собой. — Что меня действительно интересует, Люциус, — так это почему вы прибыли морем и почему в такой одежде.
— Ты не поверишь, — начала Делия.
— Все очень просто, — ответил Уайлд, подхватывая себе еще одну булочку. — Я потерпел кораблекрушение.
…Да, он все тщательно спланировал. Неделя на вилле у Форрестеров, в горах под Ниццей, потом поезд до Италии, визит на «Виллу Данте», чтобы выяснить, в чем там дело с этим завещанием.
Вилла во Франции была роскошной, с чудесными видами, а общество состояло главным образом из приятных соотечественников. А еще — Эльфрида.
Все в ней, прекрасно выхоленной и безупречно ухоженной — начиная с той секунды, когда она спустилась к завтраку в платье на бретелях, и до того момента, когда появилась на обеде в платье парижского фасона, — от и до было блестящим и безукоризненным: волосы, ногти, зубы.
— Какая красивая пара, — услышал он слова кого-то из гостей. А другой добавил:
— Какое облегчение для его отца, что Люциус наконец остепенился. Его всегда немного заносило в сторону, но Эльфрида положит этому конец. Что за очаровательная девушка, какой превосходной женой она ему будет! — И неизбежное дополнение: — Жать только, что он не выбрал американку.
— Мать Эльфриды была американкой. Через нее она и приходится родней Форрестерам.
— А кажется англичанкой до мозга костей.
— Только акцент и образование, да еще манеры. Внутри же она стопроцентная американка, будь уверен, — твердая, практичная и своего не упустит. Люциус далеко пойдет с такой женой.
Все это было так ужасающе верно и удручало Уайлда сверх всякой меры. Вот почему он жадно ухватился за приглашение от университетского товарища, который проводил лето на яхте в Средиземном море, сибаритствуя, как он выразился с ленивой улыбкой, которую Люциус так хорошо помнил. Бен был специалистом своего дела, чародеем инвестирования, который бросил тяготившую его карьеру инженера, для того чтобы сколотить состояние на фондовой бирже и в тридцать лет удалиться на покой. Его друзья когда-то смеялись над его планом. Чтобы сколотить и удержать состояние, одних намерений мало, говорили они. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. А последний смешок остался за Беном, который разбогател в мгновение ока, однако затем обнаружил, что в тридцать лет совсем не хочет выходить на покой. Вместо этого он стал проводить половину года, играя на бирже, а вторую — живя в свое удовольствие.
— В прошлом году я ездил в экспедицию в Гренландию, — рассказывал он Люциусу, направляя моторную лодку сквозь скопище судов, пришвартованных в гавани Ниццы. — А за год до этого учился альпинизму в Швейцарии.
Уайлд слушал рассказы приятеля, завидуя его свободе и легкому отношению к жизни, которое в полной мере себя оправдало. И вот тут их согнали с курса албанские пираты.
— Не могу представить, что они здесь делают, — нахмурился Бен. — Обычно эта публика околачивается в Адриатике.
— Мы от них оторвемся?
— Должны. Впрочем, погода портится. Нас ждет хорошая встряска.
Это была очень хорошая встряска, закончившаяся тем, что яхта Бена присоединилась к обломкам судов, покоящимся на дне Средиземного моря, а сами моряки, благодаря любезности капитана проходившего мимо рыболовного судна, сошли на берег у местечка Империя.
— Во всяком случае, у тебя сохранились документы и деньги, — нашелся Бен, когда они бодро шлепали по воде до ближайшего отеля, чтобы получить ванну и кров. — Посмотрю, нельзя ли взять напрокат машину. Ты ведь хочешь вернуться в Ниццу, как я понимаю?
— Нет. — Люциусу и впрямь не хотелось. Ни сидеть на этой шикарной вилле с ее бассейном и предупреждающими каждое твое желание слугами, ни увиваться вокруг Эльфриды. — Я обещал нанести визит тут, поблизости, так что, пожалуй, воспользуюсь случаем.
— В трусах?
— Куплю какую-нибудь одежду.
— …Что оказалось отнюдь не простым делом, — продолжал Уайлд, погружая ложку в мед. — Потому что Империя — городок небольшой, а итальянцы, которые там отовариваются, видимо, ниже меня ростом дюймов на шесть. Так что единственной одеждой, которая мне подошла, оказалась пляжная… — И он указал на свою рубашку.
— Я бы предложил вам что-нибудь из моих вещей, — заговорил Джордж, — хоть мы и не одного размера, но я видел в гардеробах одежду, и, вероятно, там найдется для вас что-нибудь подходящее. Нет греха в том, чтобы одолжить одежду в вашем положении.
— Я спрошу у Бенедетты.
Часом позже Люциус появился вновь, свежевыбритый и облаченный в светло-серый костюм.
Совсем не похож на человека, только что пережившего опасные приключения, негодующе подумала Делия. Свежий как огурчик.
— Это очень старомодный покрой, — нашла она.
— И я так думаю. Я похож на персонажа из старого фильма. Только взгляните на ширину этих брюк. Однако же он мне более-менее впору. С обувью, правда, проблема.
На американце по-прежнему были парусиновые туфли на толстой каучуковой подошве, придававшие ему очень нелепый вид.
— Зато панама новейшего фасона и точно моего размера, так что я чувствую себя готовым встретить мир во всеоружии. Джордж, как вы смотрите на то, чтобы прогуляться до города?
