— Но… — Вера Николаевна попятилась назад и замотала головой.
— Его Величество будет в восторге! На днях он, кстати, заказал Фрагонару целую серию картин с такими юными, свежими милашками…
Не успел Шуазель закончить фразу, как в воздухе послышался тонкий свист и на пятую герцогскую точку обрушился обжигающий удар.
— Ox! — воскликнул Шуазель.
— Простите, извините, — залепетала Вера Николаевна, отпрянув назад. Увидев, что натворила, она выронила розгу, прижала руки к груди и глубоко раскаялась в содеянном.
— О! — стонал герцог и бился в судорогах.
— О, Боже, что я натворила… — мадам Савина решила, что теперь до конца жизни будет корить себя за то, что не сумела сдержаться при упоминании о растлении малолетних.
— Франсуаза! — завопил его светлость.
— Простите! Я сама не понимаю, как это получилось… — Вера Николаевна была готова броситься на колени.
— Не останавливайся! Продолжай!! — завопил герцог Шуазель.
— Я не могу, нет; это совершенно невозможно, — начала отнекиваться Вера Николаевна.
— О, это будет великолепно! Юная жестокосердная прелестница! Такого Его Величество еще не знал! Уверен, что даже маркиза де Помпадур со своим «Оленьим парком» и сотнями девочек не сможет превзойти тебя…
Это нужно запечатлеть на картинах! Нужно одеть тебя в доспехи, собачий ошейник…
Юная госпожа!
Вера Николаевна переменилась в лице.
Одна ее щека нервно задергалась, а губы плотно сжались.
— Дай сюда! — она выдернула из рук лакея свежую розгу. — Вот тебе сотни девочек!
Вот тебе доспехи! Вот тебе юная госпожа!
Вот тебе за пропаганду порнографии! Вот тебе за растление малолетних!
Истрепанные ивовые пруты падали один за другим к ногам мадам Савиной. Герцог изрыгал самые страшные проклятия и богохульства и трясся в конвульсиях. Вся прислуга, какая была в коридоре, изо всех сил пыталась поглядеть на происходящее, отчего в дверях образовалась целая гроздь голов с открытыми ртами. Мамаша Пуатье охала и ахала, бегая вокруг ложа. Ариадна Парисовна упала в кресло, хватаясь за живот, не в состоянии вздохнуть от смеха.
Вера Николаевна протянула руку и не нащупала очередного прута, согнув несколько раз пальцы, как заевший автомат, она, наконец, посмотрела вниз, и ужаснулась содеянному.
Ни один исследователь павианов никогда не наблюдал такого яркого окраса подхвостной части Герцог Шуазель испустил блаженный вздох.
— Ваша Светлость! — мамаша Пуатье бросилась щупать пульс Шуазеля, опасаясь, что этот блаженный вздох станет последним.
Герцог повернул к ней блестящее от пота лицо и восторженно прошептал:
— Феерично!
Внезапно раздался грохот, насевшие друг на друга слуги с грохотом обвалились в будуар.
Дверь жалобно скрипнула, полог кровати затрещал и свалился вниз.
Ариадна Парисовна встала, — хрустнула пальцами, потянула руки.
— Фух! — потомственная ведьма сделала глубокий вдох и выдох, Занавес! Урок окончен, все свободны.
* * *
— Пароль? — демон Белфегор сидел за столом, покрытым красной скатертью.
Асмодей стоял напротив. Демон жажды наживы был одет в скрипучую кожаную куртку чекиста и хрестоматийную фуражку Феликса Дзержинского.
— Обязательно каждый раз повторять этот спектакль? — раздраженно спросил Асмодей, поправляя маузер, то и дело съезжавший по ремню с правого бока в центр.
— Да! Неужели так трудно выучить пароль? — демон праздности положил руки на стол и подался вперед.
— Ладно, уж… Свобода? — спросил Асмодей, нетерпеливо переминаясь с одной козлиной ноги на другую.
— Это пароль месячной давности! Вспоминай лучше!
— Братство? — скривил рот демон жажды богатства.
— О, силы преисподней, неужели так трудно запомнить пароль? — Белфегор закрыл свою рогатую голову руками.
— Да как его запомнишь, если он меняется каждую неделю?! — возмутился Асмодей и почувствовал, что его кто-то тихонько царапает снизу.
Опустив глаза, демон жажды наживы увидел, что за его коленками прячется Саллос.
— Са… — обрадовался Асмодей.
— Тес! — демон мгновенной роковой любви приложил лапу к губам. Пароль: «Равенство»!
На голове у Саллоса почему-то была бескозырка с надписью: «Потемкин».
— Равенство, — повторил демон жажды наживы и скрестил руки на груди.
Внезапно раздался оглушительный взрыв, двери разлетелись в щепки, раздался рев пьяных матросов:
— Долой временное правительство! Вся власть советам! — в помещение вломился Астарот, крепко сжимая в руке Бальберита.
Черт изображал красное знамя и для убедительности размахивал своим плащом.
— Здорово, кузен! — Астарот взгромоздился на стол и восторженно воззрился на двоюродного брага.
— Одно идиотство на уме, — проворчал Белфегор и откинулся назад.
В тот же момент весь революционный антураж пропал и посланники Темных Сил оказались сидящими в глубоких кожаных креслах, вокруг низенького столика. На гладкой полированной поверхности начали сами собой появляться бокалы, коньяк, блюдечки с нарезанным лимоном, всевозможный шоколад, пепельницы и сигары в коробках.
Саллос оглядел возникшие атрибуты истеблишмента, почесал затылок и исчез на секунду в своем собственном кармане.
— Началось, — проворчал Бальберит.
— Вы что-нибудь сказали, сэр? — демон мгновенной роковой любви появился снова, но теперь на нем был фрак с белоснежной манишкой.
Саллос извлек из кармана пенсне и вставил его в глаз, затем вытащил банку с надписью: «Бриолин — бриллиантовый суперблеск» и выложил все ее содержимое себе на голову. Пригладив черную шерсть на голове, демон мгновенной роковой любви вставил в рот сигару и откинулся на спинку кресла.
Белфегор поселился в Лувре в 1643 году и за десять лет скупил душ больше, чем любой другой дьявол в истории. Получив все мыслимые и немыслимые знаки отличия, демон праздности задумал свершить нечто такое, чего не делал ни один дьявол до него. Белфегор задумал организовать такое массовое погубление невинных душ, чтобы Варфоломеевская ночь по сравнению с ним показалась пикником. Причем демон задумал, чтобы сие страшное мероприятие свершилось бы самыми лучшими людьми времени, да еще и во имя каких-нибудь наисветлейших идеалов.
— Я слышал, что у тебя очень большие неприятности с некой целительницей кармы? — Асмодей выпустил вверх дым, который принял вид стодолларовой купюры и растаял.
Бальберит скрипнул зубами и схватил себя руками за горло.
