Черепаха смотрела на меня неподвижным бессмысленным взглядом.
— Ты знаешь, как спасти Город, остров, как спасти тех, кто приезжает сюда, чтобы перестать быть человеком? Почему ты молчишь?! — заорал я.
Тяжелые веки Черепахи дрогнули.
— Ну?!
— Спасения нет, — сказала она, и ее скрипучий, словно заржавленный голос раскатился над озером.
— Почему?
— Нельзя спасти человека, если он не хочет быть человеком. Нельзя остановить человека, если он бежит от себя. Бежит от памяти, от ответственности, от совести.
— Можно!
— Попробуй… — Черепаха прикрыла глаза морщинистыми веками, словно ей стало неинтересно на меня смотреть.
— Можно! — уверенно, но уже тише сказал я и вспомнил речь, произнесенную Эрфу вчера утром перед приезжими из-за океана. Она была великолепна, но имела один недостаток — никто из слушателей не изменил своих намерений. — Значит, ты не знаешь, как спасти людей, идущих в Лабиринт, как остановить их?
— Не знаю. Я не человек. Я всего лишь Желтая Черепаха, — произнесло чудовище, не открывая глаз.
— А как он устроен, ты знаешь?
Черепаха молчала.
— Но если уничтожить Лабиринт, им некуда будет идти!
— Да, но они найдут другой способ бегства. Человек изобретателен.
И искать не надо — давно уже нашли. Много способов, даже слишком много. В средство, способное заставить человека забыть о том, что он человек, можно превратить все: наркотики, вино, книги, фильмы, любовь, музыку. Стоит только захотеть. Все, что изобрел человек, может помочь ему перестать быть человеком. Но особенно деньги и власть — тогда и Лабиринт не нужен. И все же Лабиринт — самый доступный и потому самый опасный способ бегства, причем бегства без возврата.
— Ты можешь разрушить Лабиринт?
— Нет.
— Но ведь это ты его создала?
— Нет.
— Значит, он создал тебя?
— Нет. Я всегда была и всегда буду. Мне не нужен Лабиринт.
Ну разумеется! Всегда найдутся люди, готовые поднять равнодушие на щит. Человек — спасись сам. А все вокруг пусть огнем горит. Черепахе-то Лабиринт зачем? Ей от него только вред: жертвы приносить некому стало — голодно. Но не оттого ли и Лабиринт появился именно здесь? Почва-то была подготовлена…
Я опустился на парапет и задумался. Значит, Желтая Черепаха ничем не может мне помочь. А чего я, собственно, ожидал? Что она выложит мне тайну Лабиринта, как ее дальняя родственница — Золотой ключик Буратино? Не вышло. И встречи с чужим разумом не вышло. Черепаха не возводила Лабиринта, да, судя по всему, она и не может создать ничего подобного. Но кто-то же его построил?
Уже без всякой надежды я посмотрел на Желтую Черепаху.
— Может, ты хотя бы знаешь, кто творец Лабиринта?
— Ты.
Желтая Черепаха снова закрыла глаза.
Я? Перед глазами вспыхнул ослепительный свет. Я. Я изобрел эту мерзость. Пусть не совсем такую, пусть даже совсем не такую, но принцип-то один и тот же!
Я помотал головой. Но почему он возник именно здесь? Ведь я же не строил — я только придумал его! Почему… Впрочем, не важно. В голове всплыла фраза, от частого повторения ставшая смешной и затертой: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Но как? Здесь даже не ящик — целый вагон взрывчатки нужен!
Я посмотрел на Желтую Черепаху. Она, словно читая мои мысли, приоткрыла один глаз и подмигнула мне:
— Желтая папка.
Желтая папка! Третий, последний экземпляр! Ну конечно же! Он сохранился, он остался у меня дома и лежит в желтой папке! Это начало Лабиринта — и это его конец!
Я подошел к Желтой Черепахе и благодарно погладил ее по шершавому, испещренному кавернами, похожему на камень панцирю.
— Спасибо!
— Не за что. Тебе не жалко свой труд? Впрочем, это не важно — за тобой уже пришли. — Она еле заметно повела своей гигантской головой, и я увидел трех мускулистых, вооруженных копьями мужчин. Они быстро спускались на набережную по пологой лестнице.
Эрфу! Все-таки он послал своих людей!
— Ты прикроешь меня? Мне надо совсем немного времени!
Желтая Черепаха отрицательно повела головой.
Не успеть! Так вот откуда у меня это чувство вины… Но искупить я ее не успею! Быть так близко к цели и не успеть!
* * *
Я сделал отчаянное усилие и разлепил веки. Надо мной качнулся белый потолок. Губы разомкнулись, треснув, словно скорлупа ореха.
— Желтую папку…
— О, мумия заговорила! Здравствуй, дорогой! Как здоровье?
— Дайте… желтую… папку…
— Папку? Какую папку, голубь ты наш?
— Погоди, Петрович! Какую папку вам принести?
— Желтую… С расчетами… Скорее…
— Вера, принеси ему любую папку. И сунь туда какие-нибудь бумаги. Только быстро.
— Сейчас.
— Желтую папку… Саша… Ты узнаешь ее… Ты видел…
— Да на что ему эта папка? Еле дышит, а ему, видишь ли, папку подавай! Вот ведь неуемный!
— Сейчас, сейчас, будет вам папка. Уже несут.
— Скорее…
— Эта подойдет?
— В самый раз. Покажи ему.
— Вы видите? Вот ваша папка.
— Не… желтая…
— Это вам кажется. Из-за освещения. Это ваша папка, ее привез Виллер Александр Дмитриевич. И бумаги ваши здесь, все в сохранности.
— Саша… Я знал… Молодец!.. Раскрой… Рви листы… Рви листы! Рви в мелкие клочья… Рви, чтобы никто… Никогда… Рви…
— Но там же…
— Вера, рви! И надо этому Виллеру сказать, пусть найдет…
— Хорошо-хорошо, рву. Вот смотрите, еще мельче или достаточно? Не слышит…
* * *
Обрывки листков с машинописным текстом и вписанными от руки формулами падали на плиты набережной, и ветерок относил их в Озеро Звездного Блеска. Трое с копьями были уже совсем рядом, но теперь это было не важно.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть приближающихся убийц, и тут же перед моим внутренним взором появилась белая двурогая гора, возвышающаяся над сине-зеленым спокойным океаном. Над горой плыли кучерявые, похожие на овец облака, кое-где на ее склонах по-прежнему росли приземистые деревца, зеленела трава, а в белых отвесных стенах зияли черные провалы пещер.
«Стоит, гад!» — с тоской подумал я, и в то же мгновение с Дырявой горой произошло что-то странное. Словно плавясь под солнечными лучами, она стала оседать, сплющиваться… Исчезли рога, дрожь волнами сотрясала вздымавшиеся у прибрежной полосы утесы, и они начали беззвучно рушиться, проваливаться куда-то внутрь горы.
