Книга Пластилиновая жизнь. Сарти - Игорь Алимов

Узнав, что на свете существуют люди, более искусные во владении приемами мордобоя с оружием и без, нежели Тодзио Маэда, я очень удивился и от этого удивления впал в некоторое даже замешательство. Маэда, заметив это, сокрушенно пожал плечами и тяжело вздохнул, ибо, хоть и не считал себя мастером высшего порядка, но терять лицо в присутствии начальства тоже не хотел.

А Чугунный Будда тем временем поднялся с пола, поправил штаны, выразительно посмотрел на Маэда и единым прыжком взлетел на подоконник, находившийся в пяти метрах от пола, после чего, сказав презрительно: «Ххх-м!» – спрыгнул наружу.

– Послушай, – прошептал я Маэда. – Если он такой крутой, так может, надо уведомить князя Тамура? Ему, наверное, будет весьма интересно развлечься.

Маэда кивнул, и я понял по выражению его лица, что князю Тамура будет ну очень интересно развлечься с Чугунным Буддой.

Тут Мандухай очень кстати пригласил нас выпить бокал вина по случаю знакомства, и в зале мгновенно появились проворные слуги с подносами. Подавали вино, и не простое, а шампанское, весьма недурное, чего никак не ожидал Люлю, шепотом в виду подносов пробормотавший: «У, моча, наверное!»

После того, как шампанское было выпито и свита перестала галдеть от восторга, вызванного поединком Чугунного Будды с Маэда, Мандухай возобновил беседу и долго расспрашивал нас о том, как мы находим город Сарти и нынешнее правление, на что мы отвечали присущими нам цветастыми комплиментами, взмахами рук и шляп и шарканьем ног по паркету. Мандухай с неудовольствием смотрел на новые и новые царапины, в особом изобилии порождавшиеся чудовищной обувью Люлю Шоколадки (он же – потомственный дворянин Шаттус), уснащенной, как известно, большим числом шипов и подковок.

Дабы прервать порчу паркета, Мандухай заговорил о погоде и соседних государствах, в частности – о Тумпстауне. Я ущипнул Люлю за руку, и разговор пошел как по маслу: Мандухай гневно взмахивал руками и вращал очами, а мы безмолвно кивали головами и иногда поддакивали, не выказывая особой охоты со своей стороны говорить гадости про метрополию.

Аудиенция продолжалась в таком же духе еще с полчаса, как вдруг, когда мы уже приготовились попрощаться и напоследок всласть поцарапать паркет, их величество исполнился внутренней радости и торжественно заявил, что в нашем лице видит исключительно верных трону людей, славных своим боевым и политическим искусством. Не знаю, что Мандухай подразумевал под политикой, но только у короля при этом сделался такой взволнованный голос и он испустил в нашу сторону серию таких многозначительных взглядов, что я невольно заинтересовался, а Люлю даже поклонился и присел. Господа Кэ-и и Маэда стояли как оплеванные.

Тут Мандухай открыл нам причину своей многозначительности: оказывается, он решил назначить меня на должность начальника охраны трона вместо безвременно ушедшего с этого поста – вследствие ставшей монарху очевидной непригодности исполнять столь многотрудные обязанности – герцога Уппа.

Сраженный этой неожиданной милостью, я посмотрел на господина Зуха и увидел, что он слегка улыбается своими бледными, бескровными губами.

– Ваше величество! – начал с поклоном я. – Безгранична ваша милость и доверие, но лично я человек до крайности неспособный к службе и на таком посту не смогу оказать ожидаемой пользы трону и отечеству!

– Вздор! – гордо заявил Мандухай. – Не скромничайте: ваши способности нам хорошо известны!.. Не хочу слушать никаких отговорок! Сей минут подписываю указ, и все тут!

Я еще раз осмелился намекнуть, что король этим решением, возможно, совершает ошибку, но Мандухай махнул на меня рукой и таки подписал указ, услужливо поданный ему каким-то толстым господином с крашеными гусиными перьями на берете.

– Вы наделяетесь самыми большими полномочиями и правами! – сказал Мандухай. – И все это – для блага трона и на процветание державы. Вы можете набирать себе помощников по своему усмотрению, можете подавать нам доклады в любое время дня, можете требовать казни и помилования и находиться в шляпе в нашем присутствии.

Из всего сказанного я заключил, что Мандухай по неизвестным причинам нуждается в нас, и тут же заявил в ответ, что раз так, то я назначаю своим помощником и заместителем присутствующего здесь потомственного дворянина Шаттуса.

Мандухай, видимо, ожидавший чего-то подобного, до того растрогался, что пожаловал мне титул герцога, а Люлю сделал сразу графом, и последний чуть не фыркнул себе в кулак. Несомненно, если бы при этом присутствовал Юлиус Тальберг, то он бы упал в обморок от смеха, и очень хорошо, что мы оставили его дома.

Потом к нам с ужимками и поклонами подошел сияющий, как задница, церемониймейстер, опять взыграла жуткая духовая музыка – оркестр успел незаметно подтянуться из двора в зал – и мне на шею было вывешено чуть ли не пятнадцать разнокалиберных цепей, а Люлю – четыре. Теперь я не нуждался в кольчуге или кирасе: убийца, несомненно, не сможет добраться до моего благородного сердца и запутается острием своего разящего кинжала в драгоценных побрякушках.

Затем к моему парадному ватнику был пристегнут полагающийся герцогу по рангу дикого вида орден или что-то в этом роде – здоровая как блюдце серебряная хреновина, усеянная очень и не очень драгоценными камнями. Наверное, дико красиво, но – тяжело.