Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— Никак уху варишь? — указывая на котелок с варящимся над очагом мясом, спросил высокий, единственный из всей компании удостаивающий меня разговором.
Название «уха» меня не удивило, до появления у нас французской кухни и пришедшего из нее слова «бульон» так называлась всякое вареное блюдо, будь то мясо, рыба или птица.
— Варю, — подтвердил я очевидное.
— Доброе дело, мы давно без горячего. А сам-то никак басурман или из полян? — неожиданно переменил он тему разговора.
— С чего ты взял?
— Говоришь не по-нашему. Вроде понятно, а уху непривычно.
С этим спорить было трудно. Разговорной речи шестнадцатого века я, естественно, никогда не слышал. Старорусский же язык изучал по письменным источникам, но, судя по тому, как и что говорил сам высокий, устная и письменная речь друг от друга сильно отличались.
— Я с Украины, у нас так все говорят, — нашел я правдоподобное объяснение своему неправильному произношению.
— Тогда понятно, а то я слышу, совсем не по-нашему болтаешь.
— И ты не по-нашему, — пошел я по его же пути, — я тоже сперва подумал, что ты из Золотой орды.
— Нет, мы из-под Калязина, — ответил он.
— А как сюда попали? — между прочим поинтересовался я. — До Калязина отсюда далековато.
— Как голод был, боярин кормить не стал, да с земли прогнал, с тех пор горе и мыкаем. Петя, — обратился он к молодому мужику с редкой рыжей бородой, — сделай заспу, наваристей похлебка будет.
— Это можно, — согласно кивнул тог и, оставив в покое ременные лапти, которые пристраивал просушить возле огня, начал что-то искать в своей торбе.
Мне становилось все забавнее наблюдать за незваными, бесцеремонными гостями. Было похоже, что мужики, оказавшись вчетвером против меня одного, чувствуют свою силу и с хозяином считаться не собираются. На обычное поведение крестьян такое вопиющее невежество было не похоже. Скорее всего, в странствиях, оторвавшись от земли и земледелия, они полностью потеряли былую бытовую культуру, не приобретя новой. Это явление было мне знакомо и по нашему времени. В недавнем прошлом таких людей называли «лимитой», теперь «новыми русскими», не в социальной, а в нравственной оценке поведения.
Посочувствовать этим крестьянам я мог. Три последних года на Руси были небывало суровые, длинные зимы. В прошлом или позапрошлом году, я точно не смог вспомнить, реки встали в середине августа так, что зерновые за сократившееся лето не успевали созревать, и в стране наступил страшный голод. Кормиться крестьянам было нечем, и началось очередное перемещение народа по бескрайним просторам в поисках пропитания и лучшей доли.
Петя, между тем, нашел в торбе то, что искал, не известную мне «заспу», которая оказалась всего на всего пшенной крупой, без спроса всыпал несколько горстей в котелок с закипевшей «ухой». Потом он помешал варево ложкой и сел на прежнее место. То, что сейчас время Великого поста, и верой строжайше запрещается есть скоромное, крестьян нисколько не смутило. Оно и правильно, пост — удовольствие не для голодных.
Пока здесь так бесцеремонно распоряжались моей пищей, я продолжал стоять в двух шагах от костра, наблюдая за гостями. Они сели так плотно, что места возле очага для меня не осталось. Теперь мужики, тесно сгрудившись возле огня, отогревали озябшие ноги и руки. Между собой они тоже не разговаривали, сосредоточенно наслаждались теплом. Чтобы не торчать как бедный родственник у них за спинами, я сел на единственную свою «мебель» — широкую лавку, вернее сказать, полати, служившие мне и кроватью и столом. На меня скосил взгляд один длинный, но ничего не сказал. Остальные продолжали сушить обувь которая вскоре начала распространять удушающие казарменные миазмы. Делали они это сосредоточенно, как важную, ответственную работу. Один Петя временами отвлекаясь от лаптей, еще и помешивал в котелке деревянной ложкой.
— Ну что, скоро будет готово? — не выдержав дразнящих запахов, спросил кашевара мужик с уныло длинным безбородым лицом.
— Только всыпал, куда торопиться, дай ухе свариться.
— Вари скорее, горячее сырым не бывает.
— Скоро уже, пшено только разопреет, — пообещал Петя. — Хлебушек готовьте.
Мужики засуетились, полезли по торбам. На свет появились ломаные куски самого дешевого «пушного» или, как его еще называли, мякинного хлеба, испеченного из плохо очищенного зерна. Похоже было на то, что гости собирали еду «Христа ради». Вслед за хлебом нашлась и баклажка, в которой что-то булькали, и с которой они обращались особенно бережно.
Мужики оживились, обулись и начали готовиться к ужину. Стола в избе не было, так что сесть им было некуда. Однако вариант все-таки нашелся:
— Эй, ты, Украина, встань, нам полати нужны, — велел мне длинный. — Петя, Матвей, волоките ее посередь избы. Что ж ты, Украина, даже столом не обзавелся? — с упреком сказал он. — Эх, темнота наша!
Я освободил полати, мужики перетащили их ближе к огню, застелили холщовыми тряпицами и разложили свои припасы. На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Бесцеремонность незваных гостий сначала разозлила, но постепенно ирония и чувство юмора возобладали над раздражением, и я с интересом ждал, как будут дальше развиваться события.
Приготовления между тем кончились. Длинный нетерпеливо спросил Федю, готова ли похлебка. Тот очередной раз сделал пробу и чмокнул от удовольствия губами:
— Готово, можно седать.
Он зацепил дужку котелка щепкой и, приплясывая от предстоящего удовольствия, перенес его на полати.
— Ишь, запах-то какой духовитый, небось скусно, давненько мяском не баловались, — радостно потирая руки, сказал Матвей, самый незаметный и молчаливый из мужиков.
— Ну, помолимся Господу и сядем, — распорядился длинный. Он повернулся к пустому, без икон красному углу и перекрестился. Мужики последовали его примеру. После чего вся четверка поклонилась тому же углу и опустилась на колени перед импровизированным столом. Петя разлил жидкость из баклажки по берестяным туескам. Запах сивухи разом наполнил помещение своим неповторимым ароматом. Про меня опять никто не вспомнил. Тогда я решил сам напомнить о своем присутствии:
— А меня почему не приглашаете?
Поднятые «кубки» застыли в воздухе, и ко мне оборотилось четыре пары удивленных глаз. Смотрели так, как будто я сморозил какую-то невообразимую глупость. Первым нашелся длинный, он уже зачерпнул ложкой из котелка и, не донеся ее до рта, вразумительно сказал:
— Тебе, Украина, с нами никак не резон сидеть это будет не по чину. Знаешь, как говорят: хлеб да соль а ты рядом постой. Да ты не робей, мы тебе малость ухи оставим, мы люди с понятием.
— Почему вы мне, а не я вам? — удивленно спросил я, вынимая из-за спины заткнутый за пояс припасенный топор.
— Ты это чего, Украина? — растеряно спросил длинный. — Мы к тебе миром, а ты…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
