Если бы только…
Осторожно подняв голову, она взглянула на него и неожиданно встретилась с его взглядом.
Глаза у него были открыты, и в них отражалось пламя свечи.
Мирабель судорожно сглотнула.
— Кошмар приснился, — сказала она.
— Вам приснился кошмар? — Он сонно улыбнулся, и его руки скользнули по ее бедрам.
Руки у него были удивительно теплые, и, пока они пробирались все выше и выше, все мысли вылетели у нее из головы.
Ей хотелось, чтобы эти длинные руки скользили по ее телу. Хотелось прикоснуться губами к его губам.
«Вот оно, искушение», — предупредил ее внутренний голос.
Но голос этот был слишком слаб, и разум не услышал его. Усилием воли Мирабель взяла себя в руки.
Подавив вздох, соскользнула с кровати и отступила на шаг.
— Это вам приснился кошмар, — сказала она.
— А вы меня успокаивали, — произнес он.
— Я опасалась, что вы свалитесь на пол. Вы метались в постели. Надо было позвать кого-нибудь на помощь, но мне было проще…
— Прыгнуть на меня, — сказал он, едва сдержав улыбку.
Лицо у Мирабель вспыхнуло, и она перешла в нападение, как обычно, когда ее загоняли в угол и приходилось защищаться.
— Кто такая Зора?
Его веселье как рукой сняло. Атмосфера накалилась. Она знала, что нельзя его расстраивать, но была слишком зла на обстоятельства, на судьбу, чтобы вести себя разумно.
— Вы несколько раз произносили это имя, — продолжала она. — Хотели отыскать ее. Видимо, это было очень важно для вас.
Он приподнялся на подушках и даже не поморщился, хотя она знала, что ему больно. Она поняла это, заметив, как застыли черты его лица, и прокляла свой дурной характер, жалость к себе и болтливый язык.
— Впрочем, — сказала она, — это меня не касается. Я просто запаниковала и поступила глупо. Надо было позволить Кру остаться. Уж он-то знал бы, что надо делать.
Мистер Карсингтон обвел взглядом слабо освещенную комнату.
— Где он?
— Я отправила его спать, — ответила Мирабель. — Он выглядел очень усталым и встревоженным.
— Вы когда-нибудь спите, мисс Олдридж?
— Нет, я всегда брожу по дому среди ночи в поисках ничего не подозревающих джентльменов, на которых можно было бы прыгнуть. — Она заметила, что полы ее халата распахнулись, но видно ничего не было. Фланелевая ночная сорочка оставляла простор для воображения.
Тем не менее она плотно запахнула халат и принялась завязывать ленточки.
— Вообще-то я не припомню, чтобы у нас здесь когда-нибудь прежде бывали ничего не подозревающие джентльмены, — продолжала она, чтобы прервать тягостное молчание. — Но если бы бывали, я и на них непременно прыгнула бы. Так что не удивляйтесь.
— Вы завязываете эти ленты на узлы, — заметил он. Она взглянула на свои пальцы.
— Да уж, ни к чему это.
— Извините, что напугал вас, — произнес он.
— Напугали? Да, пожалуй. — Ей вдруг захотелось рассмеяться, расплакаться и выскочить вон из комнаты. Но вместо этого она тяжело опустилась в кресло и закрыла лицо руками. — Подождите минутку, — пробормотала она, и глаза ее наполнились слезами. Что это с ней? Она никогда не плакала. Может, у нее истерика?
— У вас и без меня хватает забот, — проговорил Алистер. — Удивительно, что вы не рухнули под грузом своих обязанностей.
— От вас никакого беспокойства, — сказала она, отмахнувшись, но не решаясь поднять голову.
— Не смешите, меня. Я сын герцога Харгейта и при этом прославленный — пропади все пропадом! — герой, и вам теперь приходится заботиться обо мне. Если я по чистой случайности причиню себе смертельную травму, вас обвинят в том, что вы не ухаживали за мной должным образом или даже способствовали моей гибели. Неудивительно, что вы лишились сна. Не захотел бы я оказаться на вашем месте.
На его лице была написана тревога.
— Я никогда ни о ком не заботился. От меня никто не зависел. Поэтому само мое существование кажется бессмысленным. Правда, не совсем. Некоторые полагаются на меня как на эталон в искусстве завязывания галстуков.
Она рассмеялась.
— Не только галстуков, — возразила она. — Образцом для подражания являются и ваши жилеты — красивые, но не броские. Вы знаете меру, что в общем-то не свойственно денди.
Этим даром обладал также Бо Браммел. Один из немногих. Это налагает большую ответственность.
— Пожалуй, вы правы. Моя основная обязанность выглядеть красивым и элегантным.
Он великолепно справляется с этой обязанностью, подумала Мирабель. Даже сейчас, с растрепанными волосами, в измятой ночной сорочке он казался ей произведением искусства. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы не опустить взгляд ниже его шеи, туда, где открывался ворот сорочки.
Она отвернулась и уставилась в огонь, превратившийся теперь в тлеющие угли.
— Вы спрашивали о Зоре, — сказал он низким голосом.
— Это не имеет значения, — быстро проговорила Мирабель. — Меня это не касается. Наверное, она одна из семи или восьми.
— Нет, она маркитантка. — Он нахмурился. — Она была при Ватерлоо, когда меня нашли. Я… я не мог вспомнить…
Алистер впервые заговорил о Зоре и пожалел об этом.
Он вернулся из кошмара в теплые объятия женщины. Он пришел в себя, вдыхая ее аромат, ее волосы щекотали его щеку.
Он сразу же попал в водоворот противоречивых эмоций.
Увы, Мирабель не та женщина, на которую он может претендовать. Видимо, это очередное дьявольское испытание, через которое он должен пройти, чтобы расплатиться за грехи юности.
Заметив, что Мирабель с трудом сдерживает слезы — несомненно, от усталости, — Алистер подумал, что это он для нее испытание, еще одно бремя, которое легло ей на плечи.
Он не мог притворяться — во всяком случае, перед ней.
— Я не могу… не мог… вспомнить, — повторил он. — Это сводило меня с ума. Ведь с тех пор и трех лет не прошло. Битва, наверное, самая великая со времен Трафальгара — я в ней участвовал, но не могу… не мог ничего вспомнить.
— Силы небесные, — пробормотала она. — Похоже, у вас амнезия. — Так вот почему отец… — Она умолкла на полуслове и взглянула на него. — Это вполне понятно. Ведь вас чуть не убили. А вчера, когда вы упали в ручей Брайар-Бук…
— И ушиб голову, — с кривой усмешкой добавил он.
— …к вам, должно быть, частично вернулась память.
— Это всего лишь отдельные крошечные эпизоды, — произнес он. — Сама битва остается в тумане — адский грохот в облаках дыма. Наверное, так оно и было. Время от времени дым рассеивается и у меня возникает момент прозрения. Однако это момент, не имеющий большого значения. — Он помедлил. — Не героические подвиги, о которых вы читали. Я их не помню до сих пор. Только то, что было потом, когда грохот прекратился, дым рассеялся и стало невероятно тихо и темно. А я не мог пошевелиться. И еще помню этот мерзкий запах.
