Очень болела голова. Судя по всему, на нее уронили тонну чего-то твердого и тяжелого. Хотя… если тонну… то можно и легкого — все равно же тонна?
Он засмеялся собственным дурацким мыслям, и эхом откликнулся ему чужой смех откуда-то из угла мастерской.
Дик извернулся, насколько мог, посмотрел в темный угол…
Он был совсем мальчишкой, этот ужасный Тиль Рикман. Никаких двадцати лет ему дать было нельзя, и восемнадцати нельзя, и даже шестнадцати… ну с трудом. Белобрысый, худощавый, высокий, но очень узкоплечий. Редкий белый пух на подбородке. Голубые, почти бесцветные глаза, очень маленькие зрачки. Волосы коротко стриженные, на затылке чудом, как и у всех этих тинейджеров, держится бейсболка. Бесформенная куртка, клетчатая рубашка-ковбойка, под ней светлая футболка. Джинсы из новомодных — когда гульфик болтается на уровне колен, а исподнее вылезает сверху. Кеды. Почти невинный взгляд. Дик вдруг представил, что чувствовали те ребята, перед кем этот ангел смерти появлялся в их последний миг и сообщал, что сейчас убьет их… Да, трудно поверить. В образ компьютерного гения он вполне вписывается, а вот в образ убийцы — вряд ли. Правда, от этого только страшнее. Дик с трудом разлепил ссохшиеся губы.
— Воды… дай…
Тиль Рикман засмеялся веселым мальчишечьим смехом.
— Хантер, ты пошлый человек. Этот пример описан на первых страницах полицейского учебника. Неужели ты думаешь, что я его не читал? Я ведь собирался охотиться на копов — конечно же я изучил его от и до. Я не дам тебе пить, солнышко. Еще я не поведу тебя по нужде — можешь обоссаться прямо здесь, это ведь твой дом, не мой. Кроме того, можешь не затруднять себя ловкими психологическими ловушками насчет твоей бабы — она все равно никуда не денется. Спряталась в доме — ну и пусть сидит боится. Я не собираюсь ее искать.
— Тиль, холм окружен.
— И что? Это повод отпустить тебя? Я же сказал, Хантер, мне плевать, что будет потом. Вы все придумали неправильно — вы решили, что кто-то хочет повторить подвиги Немо. Да мне плевать на его подвиги! Я был против, если хочешь знать. Слишком много показухи, слишком мало толку, а за квартиру надо было платить, тачку — ремонтировать. Жрать надо было — но Аксель паче всего заботился о своей репутации. Он был умнее — тут я не спорю. Сам я тормознул на уровне дворовой шпаны. Честно сказать, если бы не ваши полицейские отчеты, мне бы нипочем не скопировать его преступления. Аксель был виртуозом убийства. Я так… тапер в дешевом кинотеатре.
— Тиль, ты много треплешься. Нервничаешь?
— Нет. Совсем нет. Думал — взволнуюсь, но нет. Знаешь, когда так долго ненавидишь кого-то… это как любовь. Слов не нужно. Эмоций тоже.
Дик внутренне передернулся. Белобрысый убийца был беспощадно, по-взрослому прав.
— Тиль… Ты заполучил меня — отпусти женщину. Дай ей уйти.
— Ты так презираешь ее?
— Что?!
— Ты считаешь, она способна уйти, зная, что ты попал в мои цепкие лапки?
— Не лови ее. Не надо.
— Надо, Хантер, надо. За все надо платить — слышал такую фразу?
— Я не собирался убивать твоего брата…
— Еще скажи, что он первый начал, и я окончательно в тебе разочаруюсь. Перестань, прими свою судьбу достойно. Это трудно — будет больно. Но ведь мальчишке, скорчившемуся под машиной «скорой» и глядящему, как убивают его последнего родственника, было труднее. Он был маленький, Хантер. Он остался один. Хочешь, расскажу, как меня лечили в дурке?
— Ты рассказывал, не надо.
— Почему не надо? Тебе неприятно слушать?
— Вообще-то не очень.
— А меня никто не спрашивал, нравится мне или нет.
— Что я могу поделать, Тиль? Пойди и убей своих врачей.
— Уже. Что, не веришь? Убил, убил. Главврача и одну из медсестер — ту самую, что насиловала нас, малолеток, обколотых аминазином. Я же говорил, стояк нас мучил круглые сутки. Эта баба считала, что нечего добру пропадать. Ну и кто из нас чудовище?
Дик пожал плечами, хотя это причинило ему дикую боль.
— Я реалист, Тиль. Я не могу осчастливить сразу все человечество и установить справедливость по всему земному шару. Да, с тобой поступали плохо. Ужасно. Но разве ты до этого платил человечеству исключительно любовью?
— О как! Значит, я заслужил, да? А чем? Тем, что моих родителей ухлопали, когда я еще сосал мамкину грудь? Тем, что мой единственный брат не выкинул меня в канаву и не подкинул в приют, а таскал с собой и выхаживал, хотя ему это было и не в кайф? Если бы он был профессором в университете, я бы вырос отличником. Если бы он был пожарным — я бы пошел по его стопам. Но он был бандитом — в чем я-то виноват?
— Отлично. Ты рассуждаешь вполне здраво, ты не похож на чокнутого — пойди дальше и отпусти меня. Разорви цепь зла.
— Хантер, ты говоришь без всякого воодушевления, потому что знаешь, что это мимо кассы. Я собираюсь убить тебя не потому, что я — воплощенное зло, а потому, что именно ты семь лет назад вышиб мозги из единственного человека, которому я был нужен просто так. И твою бабу я убью именно поэтому.
— Но ведь ты собираешься не просто убить нас — тебе важно нас помучить. Иначе ты давно мог покончить с этим — выстрелить в Лили Роуз там, в Литл-Санрайз, пристрелить меня…
— Да. Я измучился вашей безнаказанностью, Хантер. Я хочу, чтобы вы тоже ощутили, хоть ненадолго, каково это — быть игрушкой в руках садистов. Умирать не за идеалы и не за светлое будущее, а потому, что так захотелось одному придурку…
— БРОСЬ ПИСТОЛЕТ НА ПОЛ И ОТОЙДИ К СТЕНЕ, РИКМАН! ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО.
Дик Хантер закрыл глаза и тяжело вздохнул. Все-таки в старину было проще. Они — женщины! — сидели тихо по светелкам, пряли-ткали, ждали мужчин из походов и не возникали…
Лили Роуз стояла в дверях, и «беретта» в ее руках не дрожала и не плясала. Ноги слегка согнуты, взгляд фиксирует руки противника — ай да Лили Роуз, ай да профессионал…
Тиль Рикман даже не пошевелился.
— Здравствуйте, мэм. Я ждал вас. Исключительно поэтому и не предпринимал никаких… мер. Вы ведь не могли не прийти?
— Рикман, перестань корчить из себя ковбоя — я ненавижу этот образ больше всего на свете. Американцы им отравлены. Предупреждаю: все оцеплено. Там, внизу, толпа людей, мечтающих увидеть тебя на скамье подсудимых, в идеале — на электрическом стуле…
Тиль Рикман спрыгнул с верстака и вышел на середину комнаты, встал рядом с беспомощным Диком Хантером, поднял руку с зажатым в ней черным кубиком.
— Мисс Чэдвик, вы же не истерическая барышня, вы — отставной офицер полиции. Вы знаете, что это? Простейший взрыватель. Я держу контакт замкнутым — как только вы или ваши друзья выстрелите в меня, я разожму пальцы, и вашему любимому мужчине оторвет голову. Или вырвет кишки. Знаете, очень негероическая смерть. Воняет дерьмом и мочой — брюхо-то разворочено.
