Они оказались в самом пекле.
«Ольга» теряла скорость. Ревя из последних сел, она летела сквозь шквал пуль, огня и падающие бомбы. Все. Пантомима кончилась, и вокруг больше ничего не напоминало игрушечную войну. Здесь ее было слышно, и взрывы бомб перекрикивали стоны четырехкрылого.
Вот совсем рядом что-то свистнуло. Где-то во фюзеляж попал осколок.
Драго повернул к Грейс свое бледное страшное лицо.
— Теперь ты поведешь «Ольгу».
— Я?! Почему?
— А потому что я уже скоро умру.
И тут она увидела, как по его одежде расплывается какое-то темное, бурое, мокрое пятно — там, где шрапнель пробила ему сердце.
Страх сковал ее тело.
— Вы ранены!
— Мы должны поменяться местами, — выговорил он. — Пока я могу двигаться.
— Мы должны отвезти вас к врачу! — закричала она.
— Давай! У нас нет времени.
Он наклонился вперед и буквально засунул ее себе за спину. Потом рванулся и рухнул на пассажирское сиденье.
Грейс взяла на себя штурвал. Руки ее дрожали.
— Вы должны говорить мне, что делать!
Смотреть на него было выше ее сил. Он истекал кровью, бледнел на глазах.
— У тебя получится, — простонал он.
— Почему вы так думаете?
Он посмотрел на нее долгим, словно откуда-то издалека, взглядом.
— Я тебе неправду сказал про Ольгу. Так звали не винтовку. Это моя дочь.
Грейс крепче взялась за норовивший вырваться из рук рычаг управления.
— Я не видел ее с тех пор, как она была еще совсем маленькой, — прохрипел Драго. — Но у меня есть надежда… — он закашлялся, — что она вырастет и станет такой, как ты.
Грейс держала рвущуюся изо всех сил «Ольгу» и боялась отвести глаза от линии горизонта. Драго молчал. Она выбрала мгновение и повернулась к нему. И не сразу поняла, что небесный вожатый покинул ее несколько секунд назад.
Драго умер.
Так Грейс не плакала никогда. Даже на похоронах матери. Она сама вытащила его сюда. Она сама придумала это. И он заплатил за это безумие жизнью. Это она во всем виновата, она убила его, собственными руками.
Внизу американский десант теснил противника вглубь материка и вел огонь по высотам. «Ольга» снижалась. Секунда — и она окажется под перекрестным огнем. Выстрелы трещали вокруг, как сорочья стая. Какая-то шальная пуля ударилась в фюзеляж, пробила обшивку и вылетела через стекло кабины в дюйме от ее руки.
«Я не умру! — Грейс сжала зубы, удерживая на месте рычаг, когда „Ольга“ пересекла границу суши. — Я буду жить. У меня будут дети. И внуки. И они никогда, никогда не увидят ничего подобного лишь потому, что они Кэхиллы».
Она медленно отпускала рычаг, идя на снижение. Биплан опускался все ниже и уже почти задевал колесами крыши самых высоких домов.
А где же аэродром?
Мотор чихнул, и Грейс поняла, что времени на раздумья нет. Драго был прав. Топливный бак почти пуст. Еще пара секунд, и она, так или иначе, окажется на земле.
За городом сразу начиналась пустыня. Хорошо. Значит, если она не найдет аэродром, то приземлится на загородное шоссе. Под ней несколько дорог лентами опоясывали песчаную землю.
Летать ее учил еще отец, Джеймс Кэхилл. А это означало, что она уже больше года не тренировалась. Да, не самое подходящее время для провального экзамена, но поздно лить слезы.
«Скорость равняется высоте» — было девизом отца. Чем меньше газа, тем меньше высота. Биплан брюхом скользнул над дюнами, обдав их горячим ветром и устремил свой нос на пролегавшее среди песков шоссе. Грейс вся подалась вперед, смотрела не мигая.
Мотор снова фыркнул, съел последнюю каплю горючего и выпустил слабое облачко газа. Лезвия вентиля замерли, и «Ольга» начала падать.
Села она жестко. Одно колесо с диким грохотом лопнуло, на другом отвалилась ось, и биплан заскрежетал по бетону, разбрызгивая вокруг себя фонтаны искр. Потом вылетел с дороги, уткнулся носом в песок и замер, зарывшись в дюну.
Мир перевернулся. Грейс в последнюю секунду вытянула пред собой руки, защищаясь от летящей прямо на нее приборной доски.
Удар. Все заслоняющая боль.
И темнота.
Болело все тело. Очнувшись, Грейс почувствовала, как боль переместилась в руку. Стянула куртку и осмотрела запястье. Распухшее, искривленное, покрытое черными синяками. Перелом. Видимо, хорошо она уперлась в приборную доску.
Боль была нестерпимой. Но еще нестерпимей оказалось видеть безжизненное тело Драго, лежащее сзади. Она выглянула из-под обломков и тут же нырнула обратно в кабину. Беспощадно палящее солнце стояло в зените. Неужели она была без сознания так долго?
Здоровой рукой Грейс оторвала от куртки подкладку и соорудила из нее подвязку для левого запястья. Болело страшно, но зато теперь у нее есть опора. Она рванула дверь кабины, перекинула через нее ноги и спрыгнула на землю.
Биплан был потерян навсегда. От столкновения с дюной у него оторвало крыло и хвост. Пропеллер все еще слабо дымился.
Драго…
Как же она его бросит здесь, в песках?
А что еще можно сделать посреди пустыни? Про деньги в портфеле Грейс даже не вспомнила. Они ей были нужны только для того, чтобы попасть в Касабланку. Ну, вот, она здесь. По крайней мере, на досягаемом расстоянии.
Они с «Ольгой» умудрились улететь далеко за город. Так что путь ей предстоит немалый. Пора отправляться.
Она пошла вперед, ориентируясь на далекие очертания шпилей и минаретов.
Зной оказался нестерпимым. Хорошо бы сейчас оказаться в зимнем Бостоне. Метель очень кстати для тех, кто умирает от жары и жажды. Жажда. Все мысли сейчас только о глотке воды.
Прошло около двух часов. Солнце давно вышло из зенита, а на небе по-прежнему ни облачка. Грейс чувствовала, как у нее горит спина. Черный цвет незаменим для исчезновения из ночного Монако, но не для пустыни, где он с удвоенной силой поглощал солнечный свет.
Рука ныла, каждый шаг отдавался болью в сломанной руке. Но несмотря ни на что, она мужественно и упрямо шла вперед. Скорее всего, еще в самом начале своей эпопеи Грейс даже представить не могла, что значит быть Кэхиллом. И вот каждый шаг по этой раскаленной земле среди раскаленных песков открывал ей эту правду — что нет боли, что нет зноя, что нет усталости.
Есть только цель, к которой ты идешь.
Голова раскалывалась от нестерпимой жары и палящего солнца. Все вокруг сверкало, жарилось и шипело. Грейс шла уже несколько часов, а Касабланки все не видать. Только дым на горизонте. Но он передвинулся! Теперь он был у нее справа. Низкий, стелющийся над дюнами дым, уходящий за горизонт и похожий на длинную, как сам горизонт, змею.
