Но как у них обстоит с лазаньем?
Она не знала и проверять не стала. Просто карабкалась дальше. Переставляем руку, переставляем ногу. Теперь вторую руку, вторую ногу. Вскоре она оказалась вне досягаемости самого рослого и длиннорукого из страшилищ. Но останавливаться было еще рано. Судя по тому, как тряслась и дребезжала лестница, они и впрямь намеревались последовать ее примеру или же сдернуть конструкцию со стены и сбросить Брайар на землю. Похоже, непреодолимых препятствий для трухляков не существовало.
Слева и справа от ее головы противно заскрипели болты, вылезающие из гнезд.
— О господи! — выдавила она, но выразилась бы и позабористее, оставайся у нее хоть толика дыхания.
Вершину лестницы скрывала желтушная пелена тумана. До верха могло быть и десять футов, и десять этажей.
Ну уж нет, об этажах не может быть и речи. Столько ей не сдюжить.
Лестницу сотряс страшный удар, что-то звучно треснуло, и одна из опор отделилась от стены. Не дожидаясь, пока ее стряхнет наземь, Брайар перекинула руку на ближайший подоконник, да так и застыла, поделив нагрузку между каменным выступом и уцелевшей опорой. Лестница выгибалась и ходила ходуном; оставалось ей недолго.
Напоминая о себе, брякнула о подоконник винтовка.
Брайар перенесла часть веса на одну из дрожавших перекладин, отпустила подоконник и как следует замахнулась «спенсером». Стекло разлетелось вдребезги; с огромным трудом удержав равновесие, она оттолкнулась и рванулась в окно.
Прыжок оказался неудачным: левая нога повисла в воздухе. В правую впились осколки стекла, однако их Брайар оставила на потом и, напружив бедро, подтянулась поближе к оконной раме. Угораздило же так застрять — и не снаружи, и не внутри. Она развернулась и наставила ствол на лестницу. Тут же показалась лысая, обезображенная шрамами голова, и женщина возблагодарила небеса, что успела зарядить винтовку, когда была возможность.
Она выстрелила. Голову разнесло на куски, и маску Брайар забрызгали сочные коричневые ошметки. Пока по линзам не поползли кровавые разводы и осколки костей, ей и невдомек было, как же близко подобралась к ней эта тварь.
Сразу за первым трухляком полз второй.
Взобраться выше ему не удалось. Его левый глаз взорвался фонтаном мозгов и желчи, и труп рухнул вниз, оставив на память одну из наполовину истлевших рук, которая так и не отпустила перекладины. Еще ниже маячил третий трухляк, и сбросить его получилось лишь со второго выстрела: одна пуля оцарапала созданию лоб, другая угодила в шею и перебила какие-то хитрые косточки, которые держали череп на месте. Первой отпала челюсть, а за ней и вся голова отделилась от тела.
При падении трухляк номер три увлек за собой номер четвертый; что же до номера пятого, он словил пулю в нос и распрощался с остатками лица.
Им на смену спешили другие, однако на какое-то время лестница была очищена. Пользуясь недолгой передышкой, Брайар влезла в разбитое окно. Мелкие осколки, засевшие в ноге, жалили болью, но пока что ей было не до ран: новые и новые трухляки открывали для себя прелесть лазанья по лестницам.
Упершись в стену, она снова подняла винтовку, но стрелять на этот раз не стала, а как рычагом поддела ею болты, которые удерживали железную конструкцию. С одной стороны их уже не было вовсе, другая со скрежетом отставала от стены, уступая напору ее рук. Наконец лестница плавно завалилась назад и, зависнув на миг под опасным углом, обрушилась.
Трухляки под номерами шесть, семь и восемь улетели вместе с лестницей, однако ничуть не пострадали, а компания их росла на глазах.
Если Брайар не ошибалась в подсчетах, от свирепствующей оравы ее отделяло три этажа.
Она отошла от окна, чтобы перевести дыхание, — теперь это приходилось делать часто. Потом кое-как изогнулась и попробовала вытащить осколки из ноги.
Первое же прикосновение к штанине заставило ее болезненно сморщиться. У нее не было никакого желания обнажать даже крошечные участки тела, когда кругом Гниль, но прощупать ранки в перчатках не получилось бы. И она стянула правую, стараясь не замечать вязкой сырости воздуха.
Могло быть и хуже.
Самый крупный осколок был не больше семечка подсолнуха. Крови вытекло не ахти сколько, но Гниль проникала сквозь прорезы в ткани и раздражала кожу, отчего ранки жгли сильнее, чем положено. Найдись у нее бинты, марля или хотя бы кусок чистой ткани, она бы перевязала ногу. Но бинтов не было, так что оставалось лишь убедиться, что частицы стекла удалены.
Покончив с этим, она позволила себе осмотреться по сторонам.
Ее случайное убежище было не последним этажом здания — в дальнем конце помещения вверх уходила лестница. Судя по остаткам обстановки, когда-то здесь была гостиница. На полу перед окном валялось битое стекло, часть попала и на ветхую старую кровать с потускневшим медным изголовьем. У стены притулилась раскуроченная тумбочка, выдвижные ящики кто-то разбросал по комнате. В углу покоился таз с черепками кувшина.
Половицы скрипели под ногами, но доносившийся снаружи злобный гомон пугал ее куда больше. На вопли трухляков подтягивались новые и новые силы. Рано или поздно они отыщут путь внутрь; рано или поздно фильтры в маске Брайар забьются и она умрет от удушья.
Но об этом можно поволноваться и потом. Пока что она в безопасности. По крайней мере, не в такой опасности, как пару минут назад. Ее представления о безопасности становились все более гибкими.
Посмотрев в окно, Брайар разглядела перекресток, на котором Коммершл-авеню встречалась с какой-то другой улицей, спускавшейся с холма. На углу, где было обозначено ее название, толклись трухляки. Впрочем, не важно. И не важно, что она не успела прочесть надпись. По улицам отныне перемещаться невозможно. Наверное, так обстояло дело уже шестнадцать лет. Но она сделала попытку и старалась как могла: не поднимала шума, вела себя осторожно. Этого оказалось недостаточно. Ну что ж, ничего не попишешь. С улицами вышло так же, как и со стеной.
Либо над ними, либо под ними. Цена за прогулку по ним слишком высока.
Брайар прошла к выходу и отодвинула дверь, слетевшую с петель. Скорее всего, до крыши этаж или два, не больше. Для начала не худо бы подняться туда и оценить обстановку.
На лестнице царила непроглядная, угольная тьма. Стенания трухляков звучали теперь приглушенно, а вскоре и вовсе практически утихли. И Брайар почти забыла, что они несут на улице беспокойную стражу, жаждая ее костей.
Почти, да не совсем. Их вскрики достигали ушей и настойчиво требовали ее внимания, как бы она ни сопротивлялась. Перед глазами у нее до сих пор ясно стояли ободранные серые пальцы на оторванной руке, до последнего цеплявшиеся за лестницу.
Однако к ней возвращалось присутствие духа, а с ним и ровное дыхание. Она с неспешным упорством перешагивала со ступеньки на ступеньку, каждый раз давая телу небольшой отдых.
Наконец лестница вывела ее к двери, отворявшейся на крышу. А на крыше обнаружились признаки чьей-то недавней побывки. Защитные очки, явно сломанные, зашвырнутые в угол. Изорванная сумка, мокнущая в луже раскисшего дегтя и воды. Смазанные отпечатки ног в угольной пыли.
