На втором этаже я останавливаюсь и прислушиваюсь. Слышу только удары собственного сердца. Потом различаю в тишине еще один звук: чье-то дыхание. Прижав ухо к двери, я жду новых звуков.
Поудобнее ухватив костыль, я поворачиваю ручку и открываю дверь. Там настоящая темнота, не то что сумерки за моей спиной.
Здесь я тоже жду.
Я слышу короткий скрип пружин. Это кто-то дернулся на кровати – не от страха, а скорее от напряжения. Метнувшись вперед, включаю свет. Али сидит, вжавшись в стену, ее МР5 нацелен прямо мне в грудь.
Мы смотрим друг на друга. Потом она устало закрывает глаза и издает облегченный вздох.
– Вам повезло, что я не выстрелила.
– Я об этом позаботился.
Подняв рубашку, я показываю ей пуленепробиваемый жилет.
Профессор падает в кресло, вцепившись в подлокотники. Последние несколько минут окончательно истощили его силы. Али наливает ему стакан воды. Он берет его правой рукой – той, которая не дрожит.
– Где вы научились так ездить?
– В Сильверстоуне[54], – отвечает он. – Я выиграл на одной школьной вечеринке курс обучения вождению.
– Михаэль Шумахер отдыхает.
Али забаррикадировала входную дверь и теперь обходит комнаты, выясняя, не пропало ли что из вещей. При взломе сработала сигнализация, и преступник сбежал.
– Ты кого-нибудь видела?
– Нет.
– А где бриллианты?
Али выдвигает ящик.
– Я спрятала их туда, куда все девушки прячут личные вещи, – в нижнее белье.
Достав четыре бархатных футляра, она открывает один из них, и камни сыплются между ее пальцев на одеяло. Обычно, когда видишь слишком много чего-то редкого и прекрасного, его ценность начинает меркнуть. Но с бриллиантами все иначе. При виде их всегда перехватывает дыхание.
Я слышу приближающийся вой сирен. Али спускается навстречу полицейским. Я не думаю, что в доме остались отпечатки пальцев или какие-то другие улики, но у нас все равно возьмут показания и снимут отпечатки. Джо до сих пор не понимает, как выкуп оказался у Али. Я вкратце рассказываю ему всю историю.
Не могу не восхититься его умению концентрироваться на самом главном. Вместо того, чтобы пугаться или сердиться, он садится на кровать Али и изучает то, что осталось от свертков: светло-оранжевый полиэтилен, белый пенопласт и куски изоленты, передатчик размером со спичечный коробок, два проводка, ранее присоединявшиеся к батарейке…
– Почему они были так упакованы?
– Думаю, они должны были плыть.
– Значит, вы отвезли бриллианты к реке?
– Не знаю. Этот передатчик каждые десять секунд посылает сигнал, который принимает станция. В отличие от спутниковой системы слежения, он действует на ограниченном расстоянии: около трех миль в черте города и в пределах шести миль за городом.
– Насколько он точен?
– Плюс-минус пятьдесят ярдов.
Если Рэйчел выступала курьером, а я поехал с ней, я должен был устроить так, чтобы за нами кто-то следовал, ориентируясь по сигналу. Алексей являлся наиболее заинтересованным лицом. Речь шла о его дочери и его бриллиантах.
Джо взвешивает передатчик на руке.
– Но как выкуп оказался в вашем шкафу? Видимо, что-то пошло не так?
– Это не у меня надо спрашивать. Я-то получил пулю.
– Нет, рассудите логически. Вы десять дней пролежали в больнице. Если бы Алексей знал, что бриллианты у вас, он мог бы забрать их в любое время. А он предпочел ждать.
– Возможно, он хотел, чтобы их нашел кто-то другой – например, Кибел.
Еще не закончив фразы, я уже пытаюсь отогнать эту мысль. Я не верю в заговоры и ничего не имею против Кибела, кроме разве что его профессиональных обязанностей – шпионить за своими же коллегами, – но ведь кто-то намекнул ему о бриллиантах. Это мог быть только Алексей. Интересно, эти двое работают вместе или у каждого из них своя цель?
Профессор все еще изучает свертки, словно пытается восстановить их первоначальный вид.
– И что делаем теперь? – спрашивает Али, поднявшись в комнату.
– Воспользуемся вот этим. – Я протягиваю ей передатчик.
Она улыбается. Теперь мы понимаем друг друга с полуслова.
– Как насчет междугородного экспресса?
– Слишком быстро. – Я смотрю на часы. – В Уоппинге только что заработали печатные станки. Некоторые из грузовиков, развозящих газеты, ездят аж до Корнуолла[55].
В добрый путь!
13
Капли влаги мерно стекают по окну мансарды, и на подоконнике появляются маленькие радуги. Какой сегодня день? Четверг? Нет, пятница. Лежа в постели, я слушаю гул грузовиков, вой пневматических дрелей и крики рабочих. Обычный лондонский утренний хорал.
Вопреки моим благим намерениям, я позволил Али привезти меня вчера сюда – в дом ее родителей в Миллуолл. Нельзя было оставаться в ее квартире после всего, что случилось.
Когда мы приехали, родители Али уже спали. От усталости я еле держался на ногах, и Али провела меня в комнату для гостей, положив полотенце и кусок мыла в ногах кровати, как будто играла в гостиницу.
Наверное, это бывшая комната Али. На полках и шкафах громоздятся слоны всех видов: от маленьких стеклянных фигурок до огромного пушистого мамонта, охраняющего деревянный комод возле кровати.
В дверь комнаты тихонько стучат.
– Я принесла вам чашку чаю, – говорит Али, открывая дверь бедром. – И еще мне надо сменить вам повязку.
На ней халат, подвязанный шнуром с кистями, на кармане вышит слон. Она идет босиком, слегка покачивая бедрами, что почему-то наводит меня на мысль о пингвине – странная ассоциация, если учесть, как изящно она двигается.
– Как спали?
– Прекрасно.
Али знает, что я лгу. Присев рядом со мной, она достает ножницы, бинты и пластырь. Следующие пятнадцать минут я молча наблюдаю, как она освобождает, а потом вновь забинтовывает мое бедро.
– Швы скоро можно будет снять.
– Где ты научилась медицинским навыкам?
– У меня четыре брата.
– Я думал, что индийские мальчишки очень миролюбивы.
– Это не они начинают драки.
Отрезав последний кусок пластыря, она обматывает его вокруг моей ноги.
