Как бы там ни было, жаль, что родителей не выбирают, а пожизненно приковывают к ним лишь по праву рождения. Кто дал родителям право безнаказанно обижать своих детей? Никто. И самое обидное, что дети совершенно беззащитны.
Вот попался Даше отец-самодур, и теперь она вынуждена терпеть все его сумасбродные выходки. И ведь в суд на него не подашь, не скажешь там, что папа ведет себя по отношению к дочери не правильно и несправедливо, ибо нет такого закона, запрещающего отцу пороть собственную дочь или купать ее до шестнадцати лет в ванной, невзирая на все ее протесты и девичий стыд. В лучшем случае посоветуют чересчур ретивому папаше более ответственно подходить к воспитанию дочери. На этом все и закончится. Для суда. А Дашина пытка продлится дальше с удвоенной силой, и ничего она, безвольная и забитая, не сможет этому противопоставить.
Так, ругая про себя на чем свет стоит официально сложившуюся в нашем обществе систему угнетения и унижения родителями собственного потомства, я незаметно добралась до Щукина, нашла на Сосновой улице нужный дом со зловещим номером 13 и въехала во двор.
Дом был старый, кирпичный, пятиэтажный, с грязными железными балконами и облезлой краской на дверях подъездов. Во дворе, среди редких деревьев виднелась такая же, как была у нас, серая трансформаторная будка, двое мальчишек пинали о ее стену мяч. Чуть в стороне стояли три металлических гаража, около одного из которых пожилой мужчина в засаленном комбинезоне ковырялся в капоте «ушастого» оранжевого «Запорожца» – судя по задрипанному виду, ровесника своего хозяина. Стоянки для машин около подъездов не было, поэтому мне пришлось объехать весь двор по периметру и поставить машину рядом с гаражами. Когда я вышла и захлопнула дверь, пенсионер оторвался от своего «ушастого», окинул меня подозрительным взглядом, потом, презрительно скривившись, посмотрел на мой сверкающий никелировкой джип и снова принялся копаться в моторе. Видимо, он и умрет с мыслью, что лучше его машины человечество уже никогда ничего не придумает.
Я пересекла двор, пнув по пути отлетевший от стены в мою сторону мяч, и подошла к крайнему подъезду слева, где, по моим расчетам, должна была находиться восьмая квартира. В базе данных Интернета было сказано, что по этому адресу проживает некто Веретенко Мария Ивановна. Но, судя по тому, что дом был старым, никакой Марии Ивановны здесь могло и не быть – просто телефонный номер был зарегистрирован на ее имя, а квартиру она могла продать совсем другим людям, тому же Игорю.
Из подъезда вышла какая-то высокая сухопарая женщина с густой шапкой седых волос на голове и хозяйственной сумкой в руках, кинула на меня изучающий взгляд и быстро проскользнула мимо.
– Извините, восьмая квартира здесь находится? – спросила я ей вслед.
– Да-да, здесь, на втором этаже, – бросила она, не оборачиваясь, и заспешила к выходу со двора.
Я вошла в подъезд. Там было грязно и стоял ужасный запах, от которого меня едва не стошнило. Пожалев, что не взяла с собой противогаз, я поднялась на второй этаж и остановилась около двери, на которой висела потемневшая от времени латунная цифра 8. Дверь как дверь, ничего особенного, даже дерматином не обита, в отличие от других на площадке. Из того места, где обычно крепится кнопка звонка, торчали два оголенных провода. Сразу видно, в доме нет мужчины, который бы все это починил. Недолго думая, я соединила эти два провода, они с шипением заискрили, и за дверью раздался хриплый звонок – сработало! Но прошла томительная минута, и я поняла, что радость моя была преждевременной – в квартире стояла мертвая тишина. Рискуя получить изрядный заряд электричества, я позвонила еще раз. Потом на всякий случай постучала по двери костяшками пальцев – результат тот же. Дома никого не было. Это в мои коварные планы не входило.
Неужели я проделала столь долгий путь только ради того, чтобы полюбоваться на обшарпанную дверь? А ведь я уже так настроилась поиграть в послушную ученицу Игоря, сочувственно проливающую слезы по поводу его исчезновения! Но делать было нечего, нужно было ждать. Не возвращаться же назад несолоно хлебавши. Если хозяйка пошла в магазин, то наверняка скоро вернется. Хочешь не хочешь, но часик придется подождать. Издав тоскливый стон, я развернулась, сложив руки на груди, и навалилась спиной на дверь. И чуть не грохнулась, провалившись вместе с ней в квартиру – дверь была не заперта! С великим трудом удержавшись на ногах, я недоуменно обвела взглядом маленькую прихожую и негромко позвала:
– Эй, есть тут кто живой?
Заключенное в тесных стенах аккуратно прибранной квартиры безмолвие было мне единственным, но недвусмысленным ответом. Может, хозяйка потеряла ключи от квартиры и теперь оставляет ее незапертой? Или бесследное исчезновение любимого супруга так сильно повлияло на ее психику, что она стала рассеянной и забывчивой?
Не став больше гадать, я прикрыла дверь и прошла мимо кухни в жилую комнату со шкафами во всю стену, диваном напротив и стареньким отечественным телевизором в дальнем углу, рядом с которым виднелась дверь в другую, смежную комнату. На полке одного из шкафов, рядом с книгами стояла большая фотография в деревянной рамке. На ней были сняты стоявшие под ручку на фоне цветущей яблони жених с невестой в свадебных нарядах. Невеста, невысокая, хрупкая и довольно симпатичная белокурая девушка, была в роскошном белом платье, с пышной фатой на голове, а жених, немного полноватый темноволосый мужчина в очках, с большими залысинами, был в строгом синем костюме с алой гвоздикой в нагрудном кармане.
Оба счастливо улыбались, глядя в объектив фотокамеры, и наверняка тогда еще не подозревали, что будущее их сложится так печально и драматично.
Не обнаружив здесь ничего подозрительного, я прошла к дальней двери и заглянула в другую комнату. Там была спальня. Слева стоял трехдверный полированный шкаф, посередине, занимая почти все свободное пространство, стояла двуспальная кровать, застеленная цветастым пледом. На пледе лежала лицом вверх, широко раскинув руки по сторонам, немного повзрослевшая, но все такая же хрупкая и белокурая невеста с фотографии, одетая в домашний халат. Искаженный судорогой рот ее был раскрыт, на разбитой нижней губе виднелась еще не запекшаяся кровь, язык свисал набок, застывшие глаза выкатились из орбит, а на шее были туго затянуты черные колготки. Постояв несколько секунд в оцепенении, я наконец начала понимать, что передо мной труп. Подавив острое желание немедленно смыться отсюда, я подошла к несчастной и осторожно дотронулась до ее руки. Она была еще теплой. Не став ничего больше трогать, я пошла в прихожую, где на стене висел телефон, и позвонила Родиону. Когда он после долгой паузы снял наконец трубку, я сказала:
– Есть две новости, босс: одна паршивая, другая не очень. С какой начать?
– Начни с хорошей, – буркнул он. – Только побыстрее – мы с Тапиком книжку читаем.
– О'кей, слушайте хорошую: я нашла жену Игоря.
– Поздравляю. И что она говорит?
– Она, к сожалению, ничего не говорит, потому что ее кто-то задушил колготками прямо перед моим приходом. Это уже паршивая новость.
