София прислушалась.
— Шабрири, — услышала она незнакомое слово, — шабрири, шабрири...
Голос заговорщицки повторил:
— Шабрири, брири, рир, ири, ир... — и снова: — Шабрири, брири, рир, ири, ир...
София не хотела посвящать время изучению досуга своего супруга, но, охваченная любопытством, никак не могла отойти от двери. Неужели Бертран, обычно такой молчаливый супруг, произносил сейчас эти звуки? Что он хотел этим сказать?
— Шабрири, брири, рир, ири, ир...
Внезапно в ней зародилось страшное подозрение. Очевидно, он произносил заклинание, похожее на те, какими изгоняют демонов. Возможно, скоро один из них с бранью устремится вон из комнаты и проклянет весь дом. У нее волосы зашевелились на голове при мысли, что она замужем за колдуном, — она, которая обвинила слабоумную, но невиновную Изамбур в том, что та занимается колдовством. Бог накажет ее за это особой, страшной карой.
— Шабрири, брири, рир, ири, ир...
София еще сильнее прижалась ухом к двери. Дверь была заперта на толстый, железный замок, каких она еще никогда не видела. У купца Арнульфа в Любеке двери были снабжены простыми деревянными щеколдами.
Может, ей стоит постучать?
Ей не пришлось принимать решения.
Ее сердце почти остановилось от страха, когда за спиной внезапно раздался строгий голос:
— Что вы здесь делаете? Как вам не стыдно подслушивать? Вам следует держаться подальше от тайной комнаты Бертрана!
На Софию смотрел свирепый черный глаз, а второй был скрыт повязкой, что только усилило ее ужас. София содрогнулась и смутно стала припоминать, что эту женщину ей представили как Изидору. Она была крещеной сарацинкой, которую Бертран привез из Палестины, и ей, должно быть, было очень много лет, поскольку Бертран утверждал, что она в свое время ухаживала за королем Бодуином, когда он болел проказой, а это было много десятилетий назад. Когда даже рубахи, опущенные в воду с благовониями не могли перебить запах гниющего заживо и король испускал дух, Изадору передали в дом Монтферрата, где она прислуживала Мелисанде, которая тогда была еще девочкой. Насколько Бертран позже боготворил красавицу, настолько ей была предана Изидора, поскольку Мелисанда спасла ее от грубых мужчин. Подобная участь постигала многих, даже несмотря на то что священники предостерегающе повышали голос, советуя жадным до наслаждений мужчинам держаться подальше от неверующих женщин, а в случае, если они не в силах совладать с желанием, пусть лучше воспользуются христианскими мальчиками. Мелисанда защитила сарацинку, уговорив ее креститься, а Изидора с тех пор всегда защищала Мелисанду, и ей удалось уберечь ее от многого, но не от безжалостной ранней смерти.
Сарацинка впала в отчаяние и не скрывала этого от Софии, которая так дерзко стала претендовать на место любимой госпожи. Хотя она и молчала, когда встречалась с Софией, ее взгляд, едва он падал на новую жену Бертрана, становился пронизывающим, холодным и полным ненависти. Она с подозрением следила за всеми ее действиями и стремлениями, чтобы сразу же принять меры, если та зайдет слишком далеко.
Это и случилось сегодня, и впервые замерзшие черты смуглой сарацинки растопил гнев.
— Нет! Вам нельзя входить сюда! — воскликнула она с ненавистью.
— Кто здесь хозяйка — я или вы? — прошипела София, которая вовсе не желала, чтобы ей приказывала служанка, пусть даже и необычная.
— Бертрану не нравится, когда ему мешают проводить эксперименты, это я хорошо знаю! — ответила Изидора.
София подумала о необычных звуках, которые только что Доносились из комнаты.
— А что это за эксперименты? — спросила она, не в силах справиться с любопытством, несмотря на все свое презрение к Изидоре.
Ее собеседница явно не желала продолжать разговор, но все же сказала правду.
— Бертран — ученый. Он пытается создать эликсир жизни.
София глубоко вздохнула и вспомнила, что Ирмингард и Корделис рассказывали ей о людях, которые стремились создать сок вечной жизни, что — независимо от того, удалось это или нет, — было грехом перед лицом Всевышнего, единственного господина нашей жизни. Существовали еще и опасные предрассудки, которые распространяли, например, алхимики, но их действия были от дьявола.
— А странные звуки... — продолжала она, побледнев. В единственном глазу Изидоры мелькнула насмешка.
— Он хочет уничтожить злого демона Шабрири, а это можно сделать, только стирая его имя слог за слогом. Многое из того, что он сейчас делает, посоветовала ему я, ведь я в некоторой степени владею магией... Но вам следует держаться от всего этого подальше. Вам нечего делать ни в одной из этих комнат!
София поколебалась и посмотрела на все многочисленные запертые двери. Может быть, Бертран выжимает растения, чтобы получить «острые воды», которые будто являются условием для получения эликсира жизни? Может, он проводит такие же простые эксперименты, какие проводили самые смелые монахини, когда открывали псалтирь и бормотали слова «Iustus es, domnes, et rectum iudicium tuum»? (Справедлив, Господи, и разумен суд твой) Многие из них надеялись получить подтверждение своего мнения или ответ на вопрос.
— Я и не хочу иметь дела с колдовством, — поспешно ответила София, — но хочу прочесть книги, которые находятся у Бертрана.
Изидора зажмурила свой единственный глаз. Она умоляюще подняла руки и стала похожа на размахивающую крыльями ворону, а ее голос напоминал карканье, когда она указала на одну из дверей.
— Я обеспечу вам доступ в библиотеку. Но вам нельзя заходить в другие комнаты на этом этаже. Поклянитесь мне здесь и сейчас, что вы и пытаться не будете это сделать. Если вы не послушаетесь, то принесете в этот дом большое несчастье!
Из хроникиВскоре после постыдного расторжения брака Филиппа короля Англии Ричарда отпустили на волю, и он поклялся отомстить. Он хотел вернуть все беззащитные земли, которые Филипп украл у него, — долину Луары, Вексин и Нормандию.
Битвы были страшными, а потери многочисленными. Целый год Филиппу улыбалась удача в бою, а затем последовали поражение за поражением. Далеко идущие планы, которые он строил раньше — занять английский остров вместе с датским королем Кнутом — были давно забыты. Теперь ему пришлось отдать такие важные крепости, как Лох, Мамер, Аленсон и Роуен.
Некоторые, видя такие несчастья, винили во всем Изамбур. Хотя папа Целестин не препятствовал расторжению брака, народ, веривший в предрассудки, задавался вопросом, не стало ли причиной кровопролитных сражений связанное с браком проклятье. Как иначе можно было объяснить тот факт, что король у Фрете-валя чуть было не попал в плен и ему едва удалось бежать?
После того как Франция почти истекла кровью, Филипп в январе 1196 года заключил унизительное перемирие. Еще никогда он не был так далек от цели сделать Францию великой.
