Не хотим его! Хотим Ленина!..»{179}
Наряду с изобразительным планом в книге присутствует план документальный: это вмонтированные в повествование тексты речей, призывов, декретов, объявлений, сухие социологические выкладки. Наконец, в стиле книги есть и публицистический элемент, голос очевидца: это прямые высказывания самого автора, оценивающего происходящее, помогающего читателю от частного факта, события прийти к верным выводам, заключениям. В «Десяти днях» сказался многогранный талант Рида-очеркиста, публициста, документалиста, драматурга и, конечно же, поэта, автора уитменовского по духу, по размаху поэмы «Америка 1918». И пусть в «Десяти днях» нет стихов: здесь клокочет поэтический темперамент Рида!
Стиль книги, словно бы написанной на одном дыхании, пронизан метафорами, метко выражающими сущность социальных процессов. Так возникает образ России, которая «корчилась в муках, вынашивая новый мир», и «поглощала печатный материал с такой же ненасытностью, с какой сухой песок впитывает воду»; Смольный «сверкает огнями и жужжит, как улей»; армия «бурлила, как морской прилив». О делегатах II съезда сказано, что они несли по России «пылающие факелы революции». Как лейтмотив проходит сквозь книгу тема народного восстания, которое сравнивается с «подземным огнем», с лавой, «рвущейся на поверхность». «Неистовый репортер» Эгон Эрвин Киш сказал об этой книге: «Правда, преломленная через революционный темперамент»{180}.
После выхода «Десяти дней» Рид много сил отдает революционной работе, становится членом редколлегии левого еженедельника «Коммунист», организует левое крыло, отколовшееся от социалистической партии, зараженной реформизмом. Осенью 1919 г. Рид становится одним из организаторов Коммунистической партии США.
Знаменитый писатель, он жил жизнью профессионального революционера: нуждался, скрывался от полиции под чужим именем. Осенью 1919 г., после путешествия, драматичного и отчаянно рискованного, Рид тайно пробрался в Россию, чтобы работать в Коминтерне и писать новую книгу. Он хотел посвятить ее России 1920 г. Она должна была стать частью большого эпического замысла о русской революции, одной из частей которого были «Десять дней». «Он на себе познал, что значат недоедание, стужа, тифозные теплушки; он ездил по стране, добирался до самых глухих углов, собирая материал для так и оставшейся ненаписанной книги, он полюбил народ, с которым «вдвоем голодал».
Рид не раз встречался в Москве с Лениным, которому нравился этот прямой, мужественный американец, работал в комиссиях II конгресса Коминтерна, был на съезде народов Востока в Баку. Творческие планы переполняли его, он стоял на пороге больших начинаний, когда смерть от тифа сразила его на боевом посту. Он умер в октябре 1920 г., не дожив пяти дней до своего тридцатитрехлетия.
Американские критики консервативного толка вроде Б. Вулфа, Д. Уолкера и Р. О’Коннора, авторов тенденциозной книги «Потерянный революционер» (1967), пытаются представить Рида одинокой, не типичной для США фигурой, прекраснодушным романтиком, «завороженным» революцией, который, не умри он молодым, неизбежно бы в ней «разочаровался».
Факты решительно опровергают эти «тезисы». Автор «Десяти дней» вырос на американской почве, нашел себя в русской революции, с его именем связано важнейшее звено в развитии социалистической традиции в литературе США. Художник-новатор, основоположник социалистического реализма в литературе США, Джон Рид провидел важные художественные тенденции XX в. Сам предложенный им принцип сплава «чистого» документа, а также публицистического комментария с художественным повествованием получил широкое развитие у целого ряда американских писателей, особенно в 30-е годы, например у Стейнбека в «Гроздьях гнева», у Дос Пассоса в трилогии «США», в некоторых образцах пролетарского романа и др.
Рид многого не успел сделать, но само направление его художественных поисков глубоко значительно{181}. Поэт, драматург, очеркист, историк, он стремился найти новую синтетическую форму, в которой ярко, органично воплотилась революционная эпоха.
Плодотворен художественный опыт Рида, ставшего главой целой школы художественной документалистики в США (М. Голд, А. Р. Вильямс, М. Куин, Д. Норт). Притягательной силой обладает и самый его пример писателя, гражданина и бойца. Проживший короткую жизнь, Рид явил пророческий пример для мастеров культуры Запада. Он стал коммунистом, и по его пути пошли потом Линкольн Стеффенс, Теодор Драйзер, Уильям Дюбуа. Не иссякло «ридовское направление» в литературе США, с особой силой заявившее о себе в пору «красных тридцатых». Тогда, в первые послекризисные годы, в США были созданы клубы Джона Рида, объединявшие революционно настроенных литераторов.
В принципиальном споре о том, каково назначение писателя, как соотносится художественность и идейность, «пропаганда» и «искусство», Джон Рид высказался самой своей жизнью. У него будут учиться не только мастерству репортажа, очерка, публицистики. Его судьба всегда будет напоминать, что писатель должен быть гражданином, правдоискателем и сыном своего времени.
9. «Я ВЫБИРАЮ ПУТЬ ЛЕНИНА»
2 апреля 1919 г. в одном из залов американского конгресса собралась на очередное заседание сенатская комиссия по иностранным делам. На повестке дня стоял один вопрос: обсуждение выводов специальной миссии, возглавленной Уильямом Буллитом, которая только что вернулась из России. Миссия была секретной. Она была послана в Москву, чтобы разведать истинные намерения большевиков, выяснить, желают ли они и на каких условиях мира с Западом, а также установить, насколько прочен новый режим. В Москве члены миссии были приняты В. И. Лениным, позднее они имели встречи с Г. В. Чичериным и М. М. Литвиновым.
Среди членов миссии наряду с кадровыми дипломатами находился Линкольн Стеффенс (1866–1936), «американский журналист номер один», опытнейший политический публицист, личный друг самого президента Вильсона, человек проницательного ума и безупречной честности{182}. И хотя в своих статьях он не раз изобличал глубокие язвы Америки, и прежде всего коррупцию государственного аппарата, за ним закрепилась репутация либерала, верящего в силу реформ господствующей системы как единственно возможной.
Стеффенс не раз бывал за границей — в Мексике, Европе. Встречался с выдающимися политическими деятелями своего времени. Но этой поездке в Россию, беседе с В. И. Лениным суждено было сыграть поворотную роль в его судьбе.
Многоопытный журналист, наблюдательный и трезвый, он за те несколько педель, которые провел в Москве холодной блокадной зимой 1919 г. в составе миссии Буллита, сумел увидеть и понять многое. Во время заседания комиссии, отвечая на вопросы сенаторов, он заявил: «Разрушительная фаза революции в России завершилась. Началась созидательная»{183}. И далее: «Советское правительство отразило привычки, психологию и условия жизни русского народа. Народ един со своим правительством и оказывает ему поддержку»{184}. Подобные взгляды, конечно же, шли вразрез с господствовавшими в Америке представлениями о большевистской России как о стране, раздираемой «агонией разрушения» и «анархии». Бесспорно, влияние Стеффенса сказалось на общих выводах комиссии. В ее отчете, в частности, говорилось: «…в настоящий момент в России только социалистическое правительство сможет утвердиться, не обращаясь к иностранным штыкам… Никакой действительный мир не может быть установлен в Европе и во всем мире, пока не
