— Не бойся, Плаутилла, я здесь, чтобы помочь тебе. С тобой ничего не случится, я позабочусь о твоей безопасности, — попытался успокоить ее сенатор, но женщине словесных утешений оказалось мало.
— О, Аврелий, не оставляй меня, побудь со мной этой ночью! — взмолилась она, совершенно перепуганная.
— А что сказал бы Семпроний? — напомнил ей сенатор. — Мне кажется, это не лучшее начало для нового брачного союза.
— Наверное, ты прав, и все же… И все же, на что мне этот муж, если меня убьют? — сказала она, шмыгнув носом.
Патриций, хорошо зная по собственному опыту, как легко с Плаутиллой перейти грань между отношениями чисто дружескими и другими, гораздо более близкими, прервал разговор:
— Постараемся, чтобы этого не произошло. Идем!
* * *
Вскоре после разговора с Плаутиллой Аврелий отправился в просторную библиотеку. Здесь стояли широкие ложа, на которых можно было с удобством читать и предаваться размышлениям. Огромных размеров армарии[49]из ценных пород дерева, с резными ажурными створками, разделенные на десятки и десятки ячеек — для каждого тома своя, — снизу доверху закрывали все стены комнаты, в торце которой открывалась большая полукруглая веранда.
Папирусные свитки на палочках из слоновой кости, отделанных черепаховыми накладками, выступали из шкафов, оказываясь прямо под рукой у читателя. Время от времени длинный ряд свитков прерывался какой-нибудь статуэткой или вазой.
Аврелий, заядлый коллекционер, сразу же заметил старинную голубку из дутого стекла, стоявшую рядом с массивным скарабеем из порфира. Замечательное помещение, удовлетворяющее самому взыскательному вкусу. Сенатор с иронией подумал, а читал ли кто-нибудь из обитателей дома эти драгоценные папирусы или же они служат лишь украшением?
Так или иначе, один усердный читатель тут все же был, причем настолько увлеченный, что даже не заметил постороннего.
Когда Аврелий дал о себе знать легким покашливанием, молодой человек оторвал взгляд от свитка и тотчас нервным движением убрал зажим, державший папирус.
— Что читаешь, Сильвий? — спросил заинтригованный патриций, стараясь как бы невзначай заглянуть в папирус.
— Хозяин разрешил мне приходить сюда, когда никого нет, — оправдывался смущенный юноша, суетливо собирая свои вещи, словно ребенок, которого застали, когда он забрался в шкаф с едой. В спешке он уронил писчее перо, и оно покатилось по полу прямо к сандалиям сенатора. Улыбнувшись, Аврелий поднял его и осмотрел затупившийся кончик.
Сильвий недоверчиво взглянул на Аврелия: с каких это пор римский сенатор знатнейшего рода поднимает писчее перо, выпавшее из неловких рук слуги?
— Ничего страшного. Можешь заточить, — успокоил его Аврелий. — А, Эрон![50]Это интересно! Вижу, ты разбираешься в механике… Ты так поспешно стал прятать свиток, что я решил — наверняка наслаждаешься какой-нибудь любовной поэмой! — пошутил сенатор и как бы случайно бросил взгляд на лежавший на столе лист. — Хорошая машина, я видел такую в Египте.
— Жрецы используют подобные устройства, чтобы обманывать людей, заставляя их верить, будто обладают сверхъестественной силой, — заговорил юноша.
— Совершенно верно, — согласился Аврелий. — «Бог Амон, — взывают они, — покажи нам свою власть, свою волшебную силу, открой двери храма!» А рабы тем временем разводят огонь под котлом с водой в подземелье, — объяснил он, указывая на чертеж. — Давление пара приводит в движение сложную систему шкивов, которые поворачивают створки на петлях. Дверь открывается сама, словно по волшебству, и верующие спешат умножить свои приношения, крича о чуде.
— Во времена фараонов эти мошенники даже запугивали простой народ предсказаниями о затмении солнца! — улыбнулся Сильвий.
— Ты многое знаешь для своих лет, — с удивлением отметил Аврелий. — А знакома ли тебе работа Эрона об автоматах?
— Нет, но я очень хочу прочитать ее! — Глаза юноши загорелись. — Никто еще до конца не использовал возможности механизмов, чтобы облегчить труд людей…
— На самом деле это всего лишь шутки, которыми хорошо удивлять в театре, — пояснил сенатор. — У меня самого есть великолепные водяные часы, которые исполняют мелодию каждый час.
— Неправда, это вовсе не забава! — возразил Сильвий, осмелившись прервать его. — Если вот такой механизм, как этот, установить на мельнице или на прессе для отжима масла…
Аврелий покачал головой:
— Достаточно нескольких рабов или пары мулов, чтобы толкать жернов. Глупо тратить деньги на подобный механизм, когда рабочие руки стоят так дешево.
— Но как же ты не понимаешь? Рабы тогда просто не будут нужны! — воскликнул молодой человек и сразу же пожалел, что сказал лишнее.
Сенатор посмотрел на него долгим, внимательным взглядом:
— Объясни получше.
— Да нет, я… — смутился Сильвий.
— Что это за чертеж ты делаешь? — настаивал Аврелий.
Сын варварки перевел дыхание и, набравшись мужества, проговорил:
— Это проект водяной мельницы. Я сделал его, следуя указаниям Витрувия.[51]Греки, конечно, талантливее нас в науках, но как инженеры римляне намного превосходят их. Посмотри, благородный Стаций, вот это соединение умножает силу машины настолько, что она может смолотить сто пятьдесят фунтов зерна за то же время, за какое двое крепких рабов смолотят только двадцать.
Аврелий внимательно рассмотрел чертеж. Потом согласно кивнул:
— Понимаю, что ты хочешь сказать: несколько таких устройств, и…
Да, Сильвий, хотелось ему добавить, как же угнетает тебя положение раба… Мечтаешь о мире без рабов и о машинах, которые их заменят…
Но он промолчал. Рабы ведь существовали, причем в таком множестве, что цена их оказывалась смехотворной. Римские легионы продвигались все дальше за пределы империи и всякий раз, возвращаясь с триумфом, приводили с собой миллионы людей в цепях. Сильвий — наивный человек, мечтатель… Или же безумец, убивший двух человек ради осуществления своих планов?
— Ты хотел бы упразднить рабство, не так ли? — прямо спросил он юношу.
Вопрос из тех, какой могли обсуждать вслух только свободные во многих поколениях люди.
Юноша помолчал, не решаясь ответить.
