дня спустя после указанной даты, через час после захода солнца, человек, скрывающийся под таинственным псевдонимом Сапожок Принцессы, будет на южном крепостном валу Булони».
«Четыре дня спустя после указанной даты.» А письмо гражданина Шовелена было помечено 19 сентября 1793 года.
– Так и прет аристократом – маркиз Шовелен, – сказал Мерлен, якобинец. – Можно подумать, он не знает, что все добропорядочные граждане называют эту дату 28 фруктидора I года Республики.
– Неважно, – нетерпеливо и холодно прервал Робеспьер. – Как бы мы ни назвали этот день, через сорок восемь часов проклятый англичанин сунет свою голову в петлю, из которой ему будет не так-то просто выпутаться.
– Вы верите обещаниям гражданина Шовелена, – лениво передернув плечами, прокомментировал Дантон.
– Лишь потому, что он обратился к нам за помощью, – сухо парировал Робеспьер. – Он уверен, что этот человек будет здесь, но не уверен, что сможет поймать его.
И все-таки большинство продолжало считать письмо Шовелена всего лишь пустым хвастовством, потому что никто из них не знал ничего толком о причинах, побудивших его написать. Никто даже не мог себе представить, каким образом бывшему послу удалось столь точно определить день и час, в которые злейший враг Франции попадет во владения тех, над кем он так нагло издевался.
Тем не менее гражданин Шовелен просил о помощи, и в этом ему нельзя было отказать. Действия Комитета общественной безопасности должны быть безупречны.
Шовелен однажды дал маху и упустил добычу, это не должно повториться. Он замечательно придумывает всевозможные комбинации, но ему нужна крепкая рука, которая убережет его от провала.
Колло д’Эрбуа, только что вернувшийся из Лиона, как раз подходящая кандидатура для подобного рода поручений. Он полон идей (инициатор «Наяд»), и можно не сомневаться, что он сумеет весь город Булонь превратить в гигантскую темницу, в которой таинственный англичанин-авантюрист не найдет ни одной лазейки для спасения.
И пока продолжалось совещание, пока этот комитет мясников был занят разработкой представления по травле волка, однажды уже сорвавшейся, от гражданина Шовелена прибыл новый гонец.
Известий ожидали гораздо позже; по всей видимости, что-то непредвиденное и совершенно неожиданное вызвало необходимость послать вторую записку.
На этот раз письмо было коротким и деловым. Робеспьер развернул его и прочел собравшимся:
«Нам удалось поймать женщину, его жену. На меня может быть покушение. Пошлите тотчас кого-либо, кто мог бы вывезти инструкции в случае моей неожиданной смерти».
Губы Робеспьера от удовольствия обнажили ряд желтоватых зубов, длинных и острых, подобно волчьим клыкам. Когда он пустил письмо по рукам, собрание загудело, подобно стае гиен.
Каждый сразу же оценил всю важность ареста этой женщины, жены Сапожка. Теперь стало ясно, что Шовелен и в самом деле немало потрудился, он даже подозревает возможность покушения, и его это не пугает, наоборот, он вполне готов пожертвовать жизнью ради удовлетворения мести.
Кто мог теперь упрекнуть его?
Он прежде всего беспокоится о своих обязанностях, а не о своей жизни, и боится лишь того, что все достижения пойдут прахом в случае его неожиданной смерти.
Прекрасно! Этот английский авантюрист в отчаянии способен на все, лишь бы спасти жену и себя; Шовелен не должен быть оставлен в критически сложившейся ситуации.
Итак, гражданин Колло д’Эрбуа срочно командируется в Булонь в качестве помощника и советника Шовелена.
Все человеческое должно быть забыто при содержании этой женщины в тюрьме как приманки для таинственного неуловимого Сапожка. Едва лишь его поймают, возликует вся Франция, а Булонь, послужившая полигоном для травли дичи, должна получить в этот день особые привилегии. Всеобщая амнистия всем узникам в день пленения Сапожка. Народный праздник и помилование всех уроженцев Булони, приговоренных к смерти; им даже будет разрешено отправиться к английским торговым судам и шхунам контрабандистов, всегда стоящим на якоре где-то поблизости.
Комитет общественной безопасности все более и более испытывал чувство великодушия по отношению к Булони; прокламация, сулившая амнистию и прощение, была тут же подготовлена и подписана Робеспьером и всей его кровожадной десяткой; ее вручили гражданину Колло д’Эрбуа для публичного прочтения на каждом углу крепостного вала, дабы поднять воинственный дух жителей городка. Англичанин и его жена, пойманные в Булони, будут немедленно переправлены в Париж с формальным обвинением в заговоре против Французской Республики и гильотинированы как английские шпионы. Булонь же получит великую славу и богатейшее вознаграждение.
И, снабженный всемилостивейшей прокламацией с учреждением всеобщего веселья и большого местного празднества, а также всей и всяческой властью над городом, с его муниципалитетом, гарнизоном и фортами в свое безраздельное пользование для службы гражданину Шовелену, гражданин Колло д’Эрбуа тотчас же уехал в Булонь. Не было никакой необходимости говорить ему, чтобы копыта его коня не щадили землю. Пленение Сапожка Принцессы хотя и не было еще свершившимся фактом, тем не менее не вызывало никаких сомнений, и человек, спешивший присутствовать при таком развлечении, хотел этого едва ли не больше всех остальных. То верхом, то в повозке, беря лошадей в самых ближних к дороге хозяйствах, какие только можно было найти, Колло собирался потратить на свой путь минимум времени.
До Булони 157 миль, и Колло, сжигаемый нетерпением участвовать в деле, перемещался с такой скоростью, с какой, пожалуй, никто до него не ездил. Он не задерживался даже для того, чтобы поесть, и уничтожал бутерброды с сыром лишь когда в полном изнеможении менял седло на коляску.
Хроники свидетельствуют, что через двадцать четыре часа после того, как д’Эрбуа оставил Париж, полуслепой от усталости, но все с той же пылающей ненавистью, он уже находился у ворот города Булони, где старая кляча, реквизированная им на очередной ферме, упала замертво прямо у ворот Гейоля, пока ее всадник орал из последних сил, требуя именем Республики впустить его в город.
Глава XXI
Передышка
В последнем разговоре с Робеспьером перед отплытием в Англию Шовелен просил абсолютной власти, дабы иметь возможность реализовать план поимки Сапожка Принцессы, который он лелеял в своем мозгу. Теперь, по возвращении во Францию, у него не было причин упрекать революционное правительство в том, что оно отказало в его просьбе.
Абсолютное подчинение встречал он повсюду, где бы ни появился.
И едва услышав об аресте женщины, предъявившей паспорт на имя Селины Дюмон, он сразу же понял, что Маргарита Блейкни благодаря своей порывистости попалась-таки в ловушку, которую он приготовил для нее при содействии девицы Кондей.
Так что это его не удивило. Он слишком хорошо знал человеческую природу вообще, и женскую в частности, чтобы хоть на мгновение усомниться в порыве Маргариты отправиться вслед за мужем, совершенно не задумываясь о возможных последствиях.
Боже правый! Какая ирония! Да ее ли называли «умнейшей женщиной Европы»? Не сам ли Шовелен еще недавно уверял ее в этом в те золотые дни, когда они не были смертельными врагами и
