ответил за людей.
— У них в сердце не было любви, — просто сказал он, — Деньги моей матери не принесли пользы этим существам, — и скривился, словно в воздухе запахло падалью.
— Где же нам теперь ее искать? — вздохнул Хредерик, когда Везнич наконец закончил свой рассказ.
— Найдем! — уверенно сказал волк и кивнул на двери, выходящие во двор, а затем обратился к людям, — забирайте все самое необходимое и будите своих детей.
— Что? — в глазах мужчины мелькнул страх, а Оляна снова стала подвывать.
— И выметайтесь из этого дома, — добавил зло Дьярви, — Дважды повторять не буду.
— Что ты задумал? — Хредерик проследил взглядом, как Оляна рванулась в комнату к детям, а ее муж умчался куда-то вглубь дома. Через несколько мгновений повсюду стал раздаваться шум. Что-то упало в темноте, зазвенело, потом раздались шорохи и причитания, принадлежавшие самке, а скоро к ним присоединились и голоса — парнишки и девочки, что спали все это время, пока оборотни находились в доме.
— Вон! — коротко приказал волк и люди метнулись к дверям, а мужчина шагнул мимо совы к горевшей на столе одинокой свече, застыл, глядя на пламя, а затем словно нечаянно, опрокинул ее на пол, прямо на расстеленный под столом плетеный коврик. Тот занялся моментально. Вспыхнул, как куча сухой соломы.
— Выходи, — велел волк Хредерику.
— А ты? — спокойно спросил тот, кивнул на огонь, что набирал силу.
— А я еще немного побуду в доме, чтобы убедится, что костер удастся на славу! — ответил Дьярви и улыбнулся, сверкнув заострившимися зубами.
Когда на небе только-только забрезжил рассвет, Асгейр устроившись на холме недалеко от деревеньки, раскинувшейся в небольшой долине у реки, с улыбкой в синих глазах наблюдал за тем, как безуспешно крестьяне пытаются потушить догорающий дом в своей деревне.
Колдун жевал кусок мяса и смотрел как пламя огня и солнечный свет сливаются воедино.
К тому времени, как от хозяйства Везнича остался лишь черный остов да нетронутый загон с животными, два черных силуэта прошли недалеко от места, где сидел Асгейр. Колдун даже перестал жевать и замер, глядя на волка, бегущего с ношей на спине и сову, летящую над его головой, что уже само по себе было удивительно, ведь совы предпочитают утром спать.
Но колдун не удивился этому явлению. Он вытер ладонью рот и поднялся на ноги, глядя во след оборотням, а затем спрыгнул вниз, плавно опустившись на ноги.
— Значит, нет ее здесь, — произнес он тихо, — А жаль. Я думал, что мой путь уже подошел к концу, а он только начинается!
Взметнулся по ветру длинный плащ. Одинокий путник поспешил следом в ту сторону, куда направились волк и сова.
Алый рассвет разгорался на небе, а где-то в деревеньке, сидя на золе и обнимая своих детей, что удивленно взирали на то, что раньше было их домом, плакала женщина по имени Оляна. А Везнич кусал губы от отчаяния.
Волчье золото ушло так же неожиданно, как и попало к ним в руки.
Князь не скрывал своего недовольства и даже ранение Булата не оправдывало в глазах Аскольда опоздания его посла. Он мерил шагами горницу и поглядывал на стоявшего перед ним воина с рукой в перевязи.
— Я рассчитывал на тебя, — наконец произнес князь, — Я надеялся, что ты вернешься к сроку и будешь сопровождать Лебедь обратно в город к северянам, а так мне пришлось отправить ее с одним из воевод…
— Но ты сам сказал, что птица принесла вести о том, что княжна благополучно прибыла к жениху? — произнес Булат. Он начинал откровенно злиться на Аскольда. Идея стать послом нравилась ему все меньше и меньше, да и раньше не вызывала восторгов. Когда князь приехал в поместье Булата и стал уговаривать того отправиться к Гуннару, дабы заключить сделку о союзе, тот и подумать не мог, что все обернется таким образом. Булат четко понимал только одно — больше князю он служить не намерен. И пока тот развивал свою обвинительную речь, Булат медленно вынимал меч, данный ему Аскольдом.
— Я устал быть твоей пешкой, княже, — с этими словами, прервав Аскольда на полуслове, Булат положил перед ним оружие.
Князь замолчал, глядя на меч, затем поднял глаза на его владельца.
— Как это понимать? — спросил он.
— А как ЭТО еще надо понимать? — усмехнулся Булат.
— Но ты понимаешь, что если уйдешь со службы, я разорву все наши договоренности, — нахмурился Аскольд, — Я обещаю тебе, что в случае беды никто из моей дружины, ни единого человека, ни придет на помощь ни тебе, ни твоим людям. Ты останешься один…
Булат улыбнулся еще шире.
— Да как-то и раньше без тебя обходились! — ответил он.
Гнев окрасил щеки Аскольда в пунцовый цвет. Он затрясся, как осиновый лист, уронив руку на пояс, где висел короткий меч. Булат проследил за движением его руки и резко повернувшись спиной, направился к выходу.
Аскольд схватился за рукоять меча, дернул на себя, да так и застыл, не в силах сделать то, что собирался.
— Прощай, княже! — только и произнес воин и даже не обернувшись, покинул покои.
— Ты пожалеешь! — закричал ему во след Аскольд, но Булат продолжил свой путь к выходу из дома.
На дворе его ждала дружина.
Дубец первым заметил отсутствие княжеского подарка на поясе Булата. Вскинул брови, но при этом не казался сильно удивленным.
— А теперь мы едем домой! — сказал Булат и вскочил на коня.
— Вот так сразу, без отдыха? — спросили его.
Дубец сжал покатые бока своего скакуна и повернулся к остальным воинам.
— Какой может быть отдых, когда возвращаешься домой? — спросил он и оглянулся на своего предводителя.
В окне, на втором этаже княжьих хором, князь Аскольд провожал взглядом удаляющуюся группу всадников с Булатом во главе. Злость полыхала внутри него. Он смотрел им во след, пока они не скрылись из виду, и только после этого повернул свое лицо назад, туда, где на дубовом столе лежал меч, оставленный его бывшим послом.
Глава 10.
Хотя дни были еще жаркими, приближение осени и конца моего заточения, надвигалось неминуемо в легких прохладных вечерах, в волнении моря и это радовало мое сердце, которое рвалось на волю, уставшее от запретов и чужих взглядов. А особенно от внимания северянина и его невесты, загостившейся в городе и кажется, не собиравшейся возвращаться обратно к отцу князю.
Не могу сказать, что Гуннар сильно
