После этого Силин пошёл на ближайший вещевой рынок и купил кожаную куртку, примерно такую же, как у Чалого и его качков. В хозяйственном магазине он приобрёл верёвку, тонкую, но прочную. Уложив её в сумку, Нумизмат медленно шёл по улице, не подозревая, что скоро судьба нанесёт ему очередной удар. Вгляд его машинально скользил по сторонам, безразлично перетекая с людей на витрины магазинов и обратно. Очередной стенд он подметил лишь из-за его блеклости, думал Силин совсем о другом, но потом понял, что большая фанерная доска, укреплённая параллельно тротуару, рекламирует вовсе не какой-нибудь товар. Под выцветшей надписью «Их разыскивает милиция» среди десятка различных лиц Силин увидел свою фотографию. Нумизмата словно током пронзило. Он стоял и не мог оторвать глаз от этого ещё свежего, не побитого дождями куска бумаги.
Последние десять лет Силин вообще не фотографировался, так что фотографию органы правопорядка позаимствовали у Наташки, пятнадцатилетней давности. Бороду он тогда только начинал отпускать, да и волосы были сравнительно небольшие, до плеч. Но это был он! Раз за разом Нумизмат перечитывал короткий, но страшный по своей откровенности текст: «Силин, Михаил Васильевич, уроженец города Свечина, разыскивается за особо опасные преступления». И далее шли его приметы: рост, сутулость, описание внешности.
То, о чем он раньше боялся думать, все же произошло. Его давно раскусили и ищут. И сразу появилось ощущение загнанного в ловушку зверя. Нервно оглянувшись по сторонам, Нумизмат чуть было не бросился бежать. При этом он прикрыл лицо руками, и только это касание пальцами гладко выбритых щёк привело его в себя. Он понял, что сейчас совсем не похож на бородатого субъекта с недобрым взглядом со стенда. С трудом оторвавшись от собственного изображения, Силин на ватных ногах двинулся по тротуару, но все равно ему казалось, что все прохожие смотрят только на него. Лишь предательская дрожь в ногах мешала ему броситься бежать. Так он свернул за угол, потом за другой и очутился в старом заброшенном парке с разбитыми павильонами и постаментами, хранившими остатки гипсовых ног. Найдя за аляповатой чашей давно не работающего фонтана старомодную скамейку, Силин без сил рухнул на два оставшихся поперечных бруса. Так он просидел с полчаса, осознавая новое для себя состояние — человека вне закона.
Потом появилась трезвость мысли. «Ну что ж, — подумал он. — Раз я опасен для общества, то я и свободен от его морали и его законов. Теперь я сам себе и Дума, и президент, сам создаю законы, сам же их и исполняю. И прокурор, и палач в одном лице. И неизвестно, кому ещё от этого будет хуже, мне или им. Они не смогли ни защитить меня, ни найти мою коллекцию. Я же смог найти воров. Значит, имею полное право покарать их уже по моим законам…»
Этот сеанс философии Силина прервала резанувшая слух музыка — какая-то импортная лабутня с истерично взвывающими гитарами, жёстким ритмом барабанов и не менее истеричными голосами солистов. Нумизмат даже не успел удивиться, как из-за соседнего полуразрушенного павильона показалась группа парней. На плече одного из них надрывался динамиками большой квадратный магнитофон. Парней было четверо, и при виде их Силин сразу нащупал в кармане пистолет. Кожаные куртки с рядами поблёскивающих заклёпок, высокие армейского типа полусапожки, также все в металле, и кожаные штаны делали их похожими на солдат какой-то странной армии. Несмотря на пасмурный день, глаза всех четверых прикрывали чёрные очки. Подобных представителей молодёжи в захолустном Свечине Михаил ещё не встречал. В его городе больше росли наркоманы да будущие уголовники. Безопаснее всего для Силина было бы уйти, но, во-первых, он находился сейчас в совершенно другом настроении, а во-вторых, было уже поздно.
Впереди шагал высокий светловолосый парень с короткой, ёжиком, стрижкой, далеко не хилый. Что поразило Силина, так это немецкий Железный крест, болтавшийся на шее парня чуть ниже кадыка. Точно такой же Михаил в своё время нашёл среди залежей хлама, оставшегося после военных лет на заводской свалке. Остановившись перед Силиным метрах в двух, светловолосый расставил ноги на ширину плеч и поднял вверх левую руку с оттопыренным указательным пальцем. Парень, тащивший на плече магнитофон, сразу убавил звук. После этого Сивый, как Михаил прозвал явного главаря кожаной банды, в упор уставился на Нумизмата. Странно, но тот неожиданно развеселился. Его забавлял этот балаган, то, как парень пытается на него давить морально картинной стойкой под офицера «СС», не снимая при этом зеркальных очков. Силин усмехнулся, положил левую руку на спинку сиденья и демонстративно зевнул. Его поведение обескуражило Сивого. Он поднял на лоб свои очки и, не переставая жевать, рявкнул:
— Слушай, батон, а ты чего тут рассыпался как слон? Это наша нычка, вали отсюда!
Силин невежливые слова пропустил мимо ушей, его раздирал смех. Парень, вопреки его ожиданиям, оказался не крашеным, а стопроцентным альбиносом.
— А чего это я должен уходить? Мне здесь нравится. Воздух почище, тихо, спокойно.
Михаил отвечал в своей обычной манере, но его монотонный, слегка скрипучий голос в этот раз звучал по-особому издевательски. Альбинос даже опешил от подобной наглости. Его красноватые глаза ещё несколько секунд буравили странного мужика, затем он повернулся к своим «кожаным братьям».
— Да он, никак, по пояс деревянный, — сообщил им Сивый.
— Ага, — подтвердил один из его собратьев, — полный «якорь».
Самый же щуплый и низкорослый из металлических «братьев» только засмеялся, и лишь по голосу Силин понял, что на самом деле перед ним девушка. Кожаная униформа, чёрные очки и надетая задом наперёд бейсболка уничтожили у девицы все видимые черты её истинного пола. А Сивый продолжал распалять себя.
— Слушай, «фиолетовый», — снова обратился он к Силину, — ты что же думаешь, если раскинул ноздри на ширину плеч, так будешь торчать тут вечно?
— Адик, ты с него слупи плату за выжранный им кислород, — подал идею носильщик магнитофона. Из всех троих он выглядел наиболее внушительно. Был пониже ростом главаря, но мощная грудь и широкие плечи явно подсказывали, что парень раньше упорно «качался».
— Да замочи ты его, Адик, — хрипловато прогундосила девица, — он же гнилой, типичный рахитик.
«Вот сука», — подумал Силин, а сам спросил:
— Ну и зачем ты эту фигню повесил себе на шею?
Адик глянул себе на грудь и понял, что странный чудик спрашивает про Железный крест. Он самодовольно усмехнулся.
— Тупой ты, дядя. Про русских фашистов слыхал? Так вот мы они и есть.
— А ты, значит, Адольф? — догадался Нумизмат.
— Точно. У него ещё одна нарезка в гайке осталась, соображает, — поделился радостью с остальными железногорский фюрер. При этом он подмигнул, и здоровяк с ухмылкой прибавил громкости.
— Не похож, — решил Силин, — усиков не хватает.
— А я счас твои, на хрен, позаимствую! — разозлился Адольф и попытался ударить ногой Силина по лицу.
Нумизмат при всей своей видимой флегматичности обладал недюжинной реакцией и координацией движений. Чуть отклонившись вправо, он левой рукой поймал красивый ботинок Адольфа за пятку и резко рванул его на себя и вверх. Альбинос со всего маху приземлился копчиком на землю. Трое его идейных последователей на секунду опешили, а затем одновременно бросились на Силина. Но тот уже достал пистолет и без раздумий двумя выстрелами остановил и здоровяка, не успевшего снять с плеча магнитофон, и его молчаливого товарища. Тут загривок Михаила словно обожгло раскалённой спиралью. Вскрикнув, он обернулся и понял, что это «кожаная» девица достала его велосипедной цепью. Она уже замахивалась ею для повторного удара, но Силин, вскочив на ноги, успел выстрелить. На все это ушли считанные секунды. Магнитофон, даже упав на землю, продолжал извергать подвывающую музыку, на земле корчился стонущий здоровяк, второй его товарищ лежал очень тихо и неудобно, ткнувшись лицом в небольшую лужицу. В отличие от него девица подавала признаки жизни. Дёргаясь всем телом, она прижимала обе руки к животу, но при этом, как ни странно, молчала.
