сдергивает с меня пижамную майку.
Бесконтрольно брожу ладонями по его торсу. Он не худой, и не крупный, но мышцы отчетливо проступают под кожей. Его отросшая за два дня щетина колется, и скорее всего, мои щеки и подбородок покраснеют, но мне и на это наплевать.
— Дурею от тебя, Маш, — шепчет хрипло, сжимая ладонями пою попку и давая почувствовать его возбужденный член. — Если нас снова кто-то отвлечет, здохну просто…
Его ладони ползут по бедрам под мои шорты, сжимают уже не прикрытые тканью ягодицы. Пальцы вязнут в соках моего возбуждения, и это будоражит еще больше. Стону в ненасытные губы, царапая короткими ноготками его плечи.
Как мы оказываемся у кровати — не знаю. Но Макаров придавливает меня к еще теплой простыне. Тянет мои шорты вниз, чуть раздвигает колени. Он словно торопится. Мое терпение тоже испаряется. Толчок, еще толчок, и еще… Хриплые стоны и пошлые шлепки наполняют пространство комнаты.
Это невероятно… Немыслимо… Я отключаюсь от всего окружающего мира и пытаюсь лишь чувствовать. Ощущать его в себе. Это настоящее откровение! Словно струны внутри меня начинают лопаться одна за другой, пока не слетает последняя, и происходит взрыв.
Меня выгибает и трясет, словно током ударило. Перед глазами все плывет цветными пятнами. Макаров делает еще несколько резких движений и заваливается на меня, придавливая к кровати.
Дыхание потихоньку выравнивается. Начинаю слышать звуки за окном: кричат петухи и соседские гуси, машина проехала, гравий шуршит под чьими-то шагами… И Макаров шепчет что-то, что сразу разобрать не получается. Но меня окатывает горячей волной от его слов.
— Ты просто нереальная… Люблю тебя, Маш…
43. Дмитрий
Это был самый чувственный секс в моей жизни. Я еще долго обнимал притихшую Машу и дышал ароматом нашего наслаждения. Даже в любви признался на эмоциях, вот уж чего не ожидал от себя.
Маша засыпает, а я иду в душ и готовить завтрак. Проверяю почту и звонки, выпиваю чашку растворимого кофе… Ну, кофе этот напиток назвать сложно. А мне все равно. Потому что в соседней комнате спит после шикарного секса моя женщина. Моя. Мед для ушей! Мне нравится ее так называть, хоть и пока только в своих мыслях.
Знаю точно, что теперь Мария Сергевна никуда от меня не денется.
В дверь стучат, и я иду открывать. Дмитрий Николаевич с нерешительной улыбкой протягивает мне тарелку, накрытую вафельным полотенцем. Аромат от гостинца исходит просто великолепный, и я приглашаю гостя к столу. Разливаю по чашкам чай и иду будить Машу. Но она уже встала и расчесывает волосы перед большим зеркалом в спальне.
— Доброе утро. Там дядя Дима принес оладьи.
— Доброе, — опускает взгляд. — Я сейчас приду.
— Хорошо, мы тебя ждем.
Целую ее ароматное плечико и возвращаюсь в кухню. Завтракаем и решаем поехать в больницу все вместе. Маша садится на заднее сиденье, уступая свое место соседу. Я — за руль. Дорога неблизкая, но здесь совсем нет пробок, и доезжаем мы за полчаса.
Машину маму уже перевели в палату, но пускают к ней только Машу. Она долго не выходит. Дядя Дима сидит на банкетке, привалившись к стене, дремлет. Я же измерил шагами все доступное пространство узкого коридора.
Во мне столько энергии, что ее бы в мирных целях — было бы полезно. Потому что мне самому этой энергии много. Я в таком состоянии не был очень давно. Да, в общем-то, никогда не был.
Маша выходит из палаты и я сгребаю ее о объятия. Она немного спокойнее, чем до визита. Рассказывает, что ей рассказала мать и врач, который зашел на обходе в палату. Нас снова отправляют домой, потому что пациентам нужно отдыхать.
Я хожу по дому, где выросла Маша, рассматриваю множество фотографий в рамках, памятные вещи на стеклянных полках. Здесь все так просто, так уютно и по-домашнему. Не чувствую себя здесь чужим, и с Машей будто знаком тысячу лет. Она отлично вписалась в мой мир, где кроме дочери и работы ничего выдающегося больше не было. И этот самый мир заиграл яркими красками.
Но этой уютной тишине не суждено было длиться долго, потому что работа зовет, и мне приходится уехать из деревни через два дня.
Маша приезжает в город через неделю. Она явно беспокоится за мать, но я говорил по телефону с Дмитрием Николаевичем, и он уверил, что они справятся без Маши. Хороший мужик, надежный тыл для Галины Васильевны. Видно, что любит ее и во всем поддерживает.
На мое предложение стать няней, Маша ответила положительно, и Марьяшка была очень рада. Вот уже три дня Маша живет с нами, и я ощущаю острую потребность в этой женщине. Она словно уравновешивает своим присутствием то шаткое счастье, которое было у нас с дочкой.
Иду по коридору, прислушиваясь к звукам. Тишина. Даже странно, что Марьяшка не пищит и не щебечет о чем-то своем. Заглядываю в комнату дочери, но там пусто. Дверь на балкон приоткрыта, тонкая занавеска развевается от легкого ветерка. С балкона доносится спокойный мелодичный голос Маши.
Отодвигаю занавеску, прокравшись к двери, как воришка. Я не хочу беспокоить девочек. А у них тут настоящий пикник.
На широком балконе, больше походящем на открытую террасу, расстелено большое покрывало, на котором расположились мои девочки. Широкий зонт скрывает их от палящего солнца. Маша сидит, привалившись спиной к стене, а Марьяша спиной к ней.
— И почему папа не заплетал мне раньше косички? Это же так красиво, и мне идет. Да, Мария Сергеевна?
— Очень идет. А папа — мужчина. Возможно, он просто не умеет заплетать косички.
— Хм, — дочка делает задумчивую моську. Рассматривает себя в зеркальце, что держит в руках. — Надо бы ему поучиться у вас.
Прыскаю от смеха, позволяя себя обнаружить. Марьяшка вскидывается, пытается встать.
— Тише, Марьяш. Я не закрепила косичку резинкой, — шикает на нее Маша. И дочка садится на место.
Приземляюсь к ним на покрывало. Меня угощают печеньем и чаем из термоса. Сидим, пока солнце не скрывается за горизонтом. Сегодня удалось вырваться с работы пораньше, и я рад, что застал дома столь милую картину.
Маша уже немного освоилась и даже помогает повару на кухне. Весь персонал от нее без ума, как и мы с Марьяшей.
А еще я так счастлив, что не хочу упускать и минуты. Хочу вот такие посиделки каждый день. Чтобы меня дома ждала не только дочка, но и любимая женщина. Но вот так просто сказать ей об этом — не
