слюна течет, а он ее стирает большим пальцем, безостановочно меня нахваливая:
– Да-да, девочка моя, умница, мне так хорошо… Кайф…
Я хочу быть его девочкой. Женщиной. Кем угодно. Он вытрахивает из моей башки всю дурь и заполняет рот терпкой горечью. Сглатываю. Задыхаюсь, как осиновый лист дрожу, спрятав лицо где-то в районе паховой складки.
– Кошмар какой. Никогда не занималась чем-то подобным, считай, посреди улицы! Разве это не противозаконно? – я все еще задыхаюсь, и смех, сорвавшийся с моих губ, выходит соответствующим.
– Противозаконным будет не вернуть тебе любезность, – ворчит Меринов, заправляя член в штаны. И прежде чем я успеваю осознать, к чему он клонит, давит на рычаг, одновременно отодвигая и опуская мое кресло.
– Нет, Ефрем! Да ты что! – пищу я.
– Тш-ш-ш… Я в этом деле не мастак. Так что не сбивай меня с мысли.
У меня все внутри скручивает от этого простодушного признания. Наверное, надо иметь действительно стальные яйца, чтобы сознаться, что ты чего-то не умеешь в постели. Тот же Костик каждый раз строил из себя невесть что, а толку?
К горлу подкатывает мучительная нежность. Откашлявшись, я послушно откидываюсь на сиденье и раздвигаю ноги. Поверить не могу, что мы это делаем. Даже когда блестящая лысина Меринова оказывается у меня между ляжек, я не могу поверить…
– Ефрем, боже!
Он всасывает, проникает языком внутрь, он размашисто меня лижет. Правда не мастак, да… Пытается объять все и сразу. Но меня вообще подобным не баловали, так что и этого как будто достаточно. Или нет… От напряжения дрожит тело. Меня накрывает душной волной, мышцы в паху конвульсивно сокращаются.
– Самый кончик, хороший мой, просто потереби языком… Да-а-а. Да, да…
Он отличный ученик. Все на лету схватывает. Я рассыпаюсь на миллиарды частиц, будто меня и не было.
Глава 18
Время, забитое под завязку кучей самых что ни на есть неотложных дел, летит с чудовищной скоростью. Завал на работе накладывается на личное, отчего времени на сон практически не остается, но тот мне как будто бы и не нужен. Внутри – ядерный реактор, энергии которого хватит на бесконечное существование в режиме активного бодрствования. Гормоны херачат, как у молодого. Глаза горят. По отделу летаю как на крыльях. Улыбку с рожи стереть не могу. В конторе уже, небось, ставки делают, чего это я. Да и похер.
Есть минута свободная – несусь домой. Вечера нам с Верой не принадлежат из-за детей. Я возвращаюсь поздно, к тому моменту Вера уже отчаливает, чтобы забрать Юльку из сада. И конечно, я бы мог поехать к ним, или их забрать к себе, но Вера убеждена, что нам рано светить отношения. Она просит не спешить, чтобы знакомые и соседи не подумали о ней плохо. Убеждает, что правильнее будет дождаться развода... И я без особого восторга с ней соглашаюсь, потому что у меня самого есть причины держать наши отношения в тайне. Муженек-то ее как был в разработке, так и остался. Так что пока довольствуемся тем, что есть: сексом, когда это возможно, безумными какими-то переписками. Теперь скажи, что я до встречи с ней почти не пользовался мессенджерами, кто поверит? Там же целый роман с остро-эротическим уклоном. Но далеко не только. Когда видимся, на разговоры время тратить жаль, а вот на расстоянии… Оказалось, в переписке сокровенные признания даются легче. Так даже проще друг друга узнавать. Вера шутит, что у нас все задокументировано. Уже не съедешь, дескать, я тебе такого не говорил. На это замечание я, конечно, смеюсь. Но чаще наши переписки будят во мне совершенно другие чувства. Я узнаю много нового. Поддаюсь прежде совершенно несвойственным мне порывам. Иногда творя такую дичь, которая мне еще месяц назад даже в голову бы не пришла. Например, на прошлой неделе, в возрасте сорока трех лет, я, будучи в трезвом уме и светлой памяти, по доброй воле отправил любимой женщине фото своего эрегированного члена. Баш на баш. Потому что это было обязательным условием получения фото ее голых сисек. Которое я потом с таким рвением увеличивал на экране, разглядывая, что вообще непонятно, как тот не треснул.
Но все же чаще мы просто разговариваем о жизни до нашей встречи. Это происходит примерно так:
«А ты служил в армии?» – пишет вдруг, когда я сижу у себя в кабинете, с головой зарывшись в дела.
«Нет, я же в универе учился. Там была военная кафедра».
Или…
«Какого хрена ты за этого мудака вышла?» – пишу ей, разглядывая Рожкова на совещании. И действительно не понимая, что она в нем нашла.
«Надеюсь, он еще жив?» – смайл с подозрительно вздернутой кверху бровью.
«Держусь из последних сил», – и вдогонку: – «Ты не ответила».
«Я была молодой и глупой. Не ревнуй».
«Любила его?» – разглядываю урода исподтишка. И что особенно смешно – с собою сравниваю. Он моложе намного, и для бабы наверняка привлекательнее.
«Мне надо соврать?»
Киплю! И в самом деле сатанея от ревности, выбиваю ей короткое «Нет».
«Любила, конечно. Но это было очень незрелое чувство. Сейчас я это понимаю».
«Внезапное прозрение?»
«Нет. Просто выпала возможность сравнить», – отвечает Вера после убийственно долгой паузы. И у меня будто гора с плеч падает. Потому как если это не признание в любви, то что же? Вот умеет она вытрясти из мужика душу, прям талант у девочки. И пока я пытаюсь как-то стабилизировать внезапный приступ аритмии, перехватывает инициативу:
«А ты как со своей кукушкой спутался?»
Улыбаюсь. Спутался… Лучше, блин, и не скажешь.
«Она была красивая очень, яркая. А я – дурной».
«Красивая, значит…»
Эм. Что на это ответить? Если я что и понял за время нашей переписки, так это то, что знаки препинания в ней имеют не абы какое значение. Например, точка в конце предложения всегда выдает недовольство или напряжение. А если их целых три?! Она же не ревнует?! Ну, нет. Что за бред вообще? Это же ку-куш-ка. А это – Вера. Вероничка. Девочка моя…
«Ты красивей».
Молчит!
«Вер! Красивей, правда».
«С тобой вообще никто не сравнится. Ты моя лисичка сисястенькая».
Отвечает батареей ржущих смайлов. Которые я сам только пытаюсь освоить. Это, наверное, лучше, чем игнор, так? Расслабленно откинувшись в кресле, читаю:
«Ну, с сисястенькой хотя бы все ясно. А лисичка почему?»
«У тебя глаза лисьи. Красивые. Не умею я делать комплименты», –
