меня похуже плетей. Внутри всё загорается от возмущения и обиды. Приоткрыв рот, я хочу сказать что — то, но закрываю, так и не подобрав нужных слов.
— Что ты так смотришь? — Продолжает Егор, видимо уловив переменные нотки в моем настроении или мой потерянный взгляд, с которым я никак не могу справиться. Много лет меня невозможно было прилюдно обидеть. Я никогда не показывала реальные эмоции, даже когда застала бывшего в постели с подругой. Я умела включать стерву, чтобы всё человечество мира видело, что меня не сломить. А сейчас что? Егор сказал, по сути, реальные вещи, хоть и в грубом контексте. Но он прав. Мы никто друг другу, и он не обязан обнажать душу перед почти посторонним человеком. Но почему в горле запершило? И в груди больно сжалось сердце? Что это я вся поникла, готовая прилюдно разрыдаться? Это слабость? Или глупость?
— Ты прав — выдавливаю из себя картонную улыбку. — Ты прав Егор. Я лезу не в своё дело и ты не обязан делиться своей жизнью. Но… мне казалось… казалось мы с тобой могли бы быть….
— Кем? — Фыркает, не дав договорить. — Друзьями?
— Почему бы и нет.
— Большего бреда и не слышал. Никогда, слышишь? Никогда в жизни мы с тобой не будем друзьями.
Я вскакиваю на ноги, будто кипятком ошпаренная.
— Потому что я работаю на твоего отца?
— Не неси чушь.
— Или я не достаточно хороша, чтобы иметь честь общаться с тобой? Когда ты успел стать таким говнюком?
— Я никогда и не переставал им быть! Это просто ты не замечала очевидного.
— Конечно, не замечала, потому что видела в тебе только хорошее. А я дура, кажется еще умудрилась в тебя…Черт! — Я сжимаю в воздухе кулак и, резко дернув рукой вниз, размашистым шагом иду к двери.
— Алис! — Раздается требовательный голос Егора.
— Да пошёл ты!
Глава 26
— Хочешь сказать, у вас с твоим Емелей холодная война?
— Что — то типа того — вздыхаю я в трубку, усаживаясь на подоконник. С нашего последнего с Егором разговора прошло два дня. И все эти два дня мы не произнесли друг другу ни слова. Да что там, мы даже не виделись почти, не считая редких пересечений в коридоре или на улице. Но и в эти моменты упрямо друг друга игнорировали. Хреновая с меня оказалась сиделка. Непрофессиональная ни разу. Впрочем, я это говорила с самого начала. А сейчас моя убежденность лишь возросла в геометрической прогрессии вместе с не пойми откуда возникшими чувствами. Это самое что ни на есть дерьмовое дерьмо. Но я ни за что не заговорю с ним первой. Ни…за…что! Это он меня обидел! И он должен в первую очередь извиняться. Если не за сказанные слова, то хотя бы за свою грубость. И плевать, что я должна во всём ему потакать, потому что получу за это деньги. Хрена с два. Никому и ничего я не должна. Свою работу я выполняю… выполняла исправно, и это давало положительные результаты, благодаря которым Егор стал более решительным и самоуверенным засранцем.
— Ой, да забей. Это просто издержки твоей временной работы. Через пару месяцев ты о нём даже и не вспомнишь.
В этом я уже сомневаюсь. Вряд ли мне удастся забыть Егора. Особенно учитывая тот факт, что два дня назад по глупости едва не призналась ему в любви. Но это не так. Честно, честно. Я не могу быть в него влюблена. Блин, да у нас даже намека не было ни на что такое, не считая того рокового поцелуя. Уверена, ноги растут оттуда. И моя влюбленность, которая вовсе не влюбленность, появилась благодаря этой вселенской случайности.
— Угу. Ты права.
— Ну а что тогда голос такой поникший? М, подруга? Ты точно от меня ничего не скрываешь?
Я не хочу грузить Сашку своими проблемами и вовлекать в свои переживания, потому что на её фоне мои проблемы — лишь пыль, решить которые можно, смахнув пару раз тряпкой. Расскажу ей, когда всё наладиться и Женю выпишут домой. Вчера у него нашли какие — то нарушения в анализах, и о переезде в родной город и речи быть не может. Скорее всего, им придется задержаться минимум на месяц, а то и больше. Саша слегка загрузилась, ведь жизнь вне больницы никуда не исчезла. Работа не остановилась, и личные дела тоже. Её начальник рвет и мечет, грозясь уволить, отчего она в растрепанных чувствах. С одной стороны, благосостояние Жени, с другой — их общее. Но делать что — то надо. Вот только что пока не ясно.
— Просто соскучилась — улыбаюсь, прислоняясь головой к стене.
— Ооо, я тоже. Когда приеду, мы с тобой обязательно пойдем в какой — нибудь бар и напьемся от души. Сломаем каблуки во время танца и разведем пару тройку мужиков на цветные коктейли. Ну? Как тебе мой план, детка?
— Впечатляющий — хихикаю я.
— Воот! Такой настрой мне нравится. И прекращай грузиться. Жизнь и без того полна всякого дерьма, поэтому нужно уметь везде находить радости. Вот я. Женька, весь забинтованный лежит на больничной койке, а я не унываю. Потому что даже в этой ситуации нашла положительные стороны.
— И какие?
— Ну как? Помнишь, я говорила, что мы не можем найти общий язык? Так вот, теперь мы разговариваем, не прекращая. И не важно, что выбора у братца просто нет, потому что кроме него в палате лежат три старика и мужик байкер. Хочет не хочет, а с любимой сестренкой о жизни перетирает. Это ли не плюс?
— Такой себе пример — ухмыляюсь я, мгновенно теряя нить беседы, видя, как за окном в окружении гибискусов мельтешит темноволосая макушка. Сердце проделывает кульбит, подпрыгивая к горлу. И несмотря на то, что умом я не желаю его видеть, все равно неотрывно глазею, наплевав на собственный установленный принцип. Не важно, что этот принцип появился только сейчас, а в другие дни это было просто стечение обстоятельств. Не важно. Я просто не хочу его видеть.
Спрыгнув с подоконника, ложусь на
