— Надя! Вот и я! Иди домой, дорогая, сегодня так холодно. Я вернусь, как только смогу.
Вадим. Как же она рада была его видеть! Надя на миг положила голову ему па плечо и лбом почувствовала холод, исходящий от его промерзшего пальто. Потом улыбнулась ему и поспешила домой.
Беременность давала о себе знать. От долгого стояния ноги у нее будто налились свинцом и распухли. Придя домой, Надя с радостью растянулась на кровати. Дома все было тихо. Эсфирь отсутствовала, Антон Степанович спал, а Сергей, судя по звукам, наводил порядок в приемной в другом конце квартиры.
Надя решила, что немного поспит, а потом займется завтраком. Не стоило спешить рассказывать отцу о готовящемся грабеже во дворце Персиянцевых. Он, конечно же, очень расстроится. Что, если та женщина ошиблась? Что, если они собирались грабить другой дворец? Наде вдруг стало стыдно за эти мысли. Ей отчаянно захотелось, чтобы разграбили не тот дворец, который она знала, а любой другой. Какое эгоистичное желание! Отец был прав: своя рубашка ближе к телу.
Незаметно она задремала, а когда проснулась, было уже позднее утро. Проспала! Отец ушел, и дома был только Сергей. Надя отправилась на кухню готовить чай с молоком. Куда пошел отец? Может, в госпиталь, к какому-нибудь пациенту? В последнее время он стал много времени проводить в военном госпитале на другом берегу Невы. Вадим, предположила она, все еще стоял в очереди за сахаром. Надя решила, что оставит чайник на плите, чтобы не остывал до его прихода. Он, когда придет, наверняка захочет горячего чаю. В октябре воздух сырой, особенно по утрам. В эти дни даже чай стало трудно достать, потому Надя заваривала листья по нескольку раз.
На кухне она устроилась за столом с дымящейся чашкой. От горячего чая по желудку разливалось приятное тепло. Ребенок внутри нее пошевелился, толкнулся. Надя улыбнулась и погладила округлившийся живот. Как же ей хотелось подержать крошечного беспомощного младенца в руках, почувствовать, как он тычется губками в грудь, как причмокивает, высасывая молоко. Скоро, уже скоро…
Дверь отворилась, и в кухню вошел Сергей.
— Кипяточку для старого братца не найдется? — бросил он, с улыбкой поглядывая на ее неуклюжую фигуру. — Что, уже заждалась?
Надя улыбнулась в ответ и кивнула.
— Садись, Сережа. Сейчас посмотрю, хватит ли тебе и папе.
— Для папы тебе придется заварить чай попозже. Его вызвали во дворец Персиянцевых. Похоже, у графини снова мигрень, и они решили отложить отъезд. Папа пошел, чтобы уговорить их уехать из Петрограда. Он подозревает, что графиня делает все, чтобы остаться в столице.
Надя встала и прижала руки к груди. Сердце пронзила боль. Такая сильная боль, что ей стало трудно дышать. Она сразу поняла, что не ослышалась. «Пожалуйста, Сережа, скажи, что я неправильно тебя поняла! Скажи, что Персиянцевы уехали из города! Они должны были уехать! Еще несколько дней назад! А папа… Боже, неужели папа пошел туда?»
Сергей подошел к ней, на лице — тревога.
— Что с тобой, Надя? Ты так побледнела! Что, схватки начались? Отвечай!
Надя покачала головой. Она ловила ртом воздух.
— Папа… Во дворце Персиянцевых… Сережа, сегодня Голубой дворец будут грабить! Я слышала, как женщины разговаривали…
В следующую секунду Сергей уже был у телефона, висевшего на стене, и звонил во дворец. Несколько напряженных мгновений он ждал, потом повесил трубку.
— Не отвечают. Я иду туда!
— Сережа, не ходи один! Возьми Вадима, он еще в очереди за сахаром стоит. Ты знаешь этот магазин, рядом с Филипповыми. Скорее!
Стоя посреди кухни, она проводила взглядом брата, который схватил пальто и выбежал прочь, хлопнув дверью. Квартира погрузилась в тишину.
Надя осталась одна. Ребенок снова пошевелился. То ли локоть, то ли маленькое колено больно придавило что-то внутри. Положив руки на живот, она постояла так какое-то время, не зная, что делать. Надя была рада, что осталась одна и что первый пациент придет еще не скоро: сейчас она не смогла бы заставить себя улыбаться или поддерживать беседу. Если бы Эсфирь была дома! От ее невестки исходила живая сила, и Надя догадывалась, что все они в разной степени заряжались ею. Да, ей хотелось, чтобы Эсфирь сейчас была рядом с ней. Хотя глупо так волноваться. Папа же не Персиянцев, это любой увидит. Если повезет, Сергей с Вадимом приведут его домой до того, как во дворец явится толпа.
Господи, пусть это будет так! Но даже если они не успеют вовремя, им будет нетрудно объяснить, кто они. В конце концов, они же сами на стороне революционеров! Они же друзья!
Лучше чем-нибудь заняться. На столе все еще стояли чашки с остатками чая. Можно было закончить уборку в приемной, которую начал Сергей. В животе у нее что-то мягко затрепетало, на ладонях выступил пот. Она тяжело опустилась на табурет и, сунув в рот кусочек сахара, отпила чая. Потом, чтобы остановить подергивание внутри, стала смотреть на стену, сосредоточив внимание на знакомом предмете, на том, что есть в каждом русском доме. Отрывной календарь. На каждой его страничке были перечислены имена святых, которых следует поминать в этот день, а на обратной стороне — какая-нибудь цитата, полезный совет или анекдот. Она подумала, не сорвать ли листок с сегодняшним днем и не прочитать ли, что там написано, но на это требовалось слишком много сил, а она и пошевелиться не могла. Поэтому Надя просто сидела и смотрела на календарь. Рядом громко тикали круглые часы.
Надя ждала.
Глава 16
На углу Невского проспекта и Мойки Сергей столкнулся с Вадимом.
— Осторожнее, дорогой шурин! Я из-за тебя чуть не уронил драгоценный груз! — Вадим помахал кульком сахара и воздухе.
Не обращая внимания на его слова, Сергей схватил друга за плечо.
— Сегодня будут грабить Голубой дворец. Папа там!
— Бежим! — не раздумывая, крикнул Вадим.
Двое молодых людей помчались по Невскому и через несколько минут уже были на набережной Невы. Они пробежали по менее людной улице Гоголя, мимо «Манежа» и Сената и свернули на Английскую набережную. Во всем городе воздух буквально дрожал от напряжения: на улицах Петрограда царила какая-то странная смесь ликования и угрозы. На углах группками стояли рабочие с кирками и дубинками в руках; улицы патрулировали отряды солдат с ружьями; по широким бульварам, взявшись за руки и распевая «Интернационал», шли мужчины и женщины в рабочих одеждах.
Английская набережная, по которой когда-то прогуливались важные франты и первые городские красавицы, была запружена толпами, размахивающими плакатами и транспарантами с грозными лозунгами. Там было полно и тех, которые ходили вокруг как будто совершенно бесцельно. Эти вели себя тише. Вскоре Сергей и Вадим осознали причину такого поведения. Еще не увидев Голубого дворца, они поняли, что опоздали. Звон бьющегося стекла был слышен издалека. «Подходящий звук для позорного поступка», — подумал Сергей. Десятки людей, мужчин и женщин, вооруженных камнями и палками, вбегали во дворец через парадный вход. Двери были распахнуты настежь, и Сергей через улицу увидел рабочих и солдат с ружьями и штыками, шныряющих по гладкому паркетному полу и большой лестнице.
