шапочку с красным крестиком спереди и халат, начала вытирать подсохшую кровь вокруг раны ваткой, смоченной спиртом. Сухой резкий запах смешивался с липким женским, заводя, несмотря на боль. Военврач Морозова почувствовала это и сделала мне еще интересней, пинцетом выдернув осколок — маленький кусочек серебристого металла, который звонко упал в металлическую посудинку. Я дернулся, но не издал ни звука.
— Потерпите, — сказала она. — Сейчас обработаю рану и перевяжу.
По запаху я узнал мазь Вишневского. Одним из компонентов ее является деготь, которым в северных странах лечили раны издревле. Боковым зрением смотрел, как военврач Морозова занимается раной и заодно на сиськи, обтянутые халатом. Лифчики уже придумали. Те, что делают в СССР, конической формы, и кажется, что у всех женщин сиськи острые и упругие. Заодно мысленно приласкал женщину рукой между ног. Она замерла, натянув широкий бинт, которым обматывала плечо. Я посмотрел в ее глаза, потемневшие, с расширенными зрачками, словно я действительно сделал то, о чем подумал. Блымнул энергетический заряд — и женщина потупила их. Я почувствовал, как ее пробило от замлевшего темени и до замлевшей матки, наверное.
— Что-то подать? — спросила медицинская сестра — девчушка восемнадцати лет, простенькая, как одноцветный ситец — когда пауза затянулась.
— Нет, — ответила военврач Морозова и закончила бинтовать плечо.
— Спасибо! — поблагодарил я и собрался, поддерживая нижнюю часть комбинезона правой рукой, отправиться в свою землянку.
— Вы останетесь здесь до выздоровления, — не глядя на меня, решительно произнесла она. — Катя, приготовь для него койку и принеси горячую воду, чтобы помылся.
На аэродроме были три землянки-бани: одна на два истребительных полка, вторая на бомбардировочный и штурмовой и третья женская, расположенная между столовой и лазаретом.
— Могу в баню сходить, — предложил я.
— Здесь я решаю, что можно, а что нельзя, — твердо произнесла военврач третьего ранга.
Ладно, помоюсь здесь и посплю на чистом.
— Тогда передайте подполковнику Пивенштейну, что я госпитализирован. Он ждет меня, — попросил я.
Командир полка заглянул ко мне перед ужином.
— Был уверен, что тебя ни пули, ни осколки не берут, а ты так подвел меня! — шутливо произнес он.
— Кто знает, может, маленькая беда уберегла от большой, — предположил я.
— Тоже так подумал, — произнес Боря Пивенштейн. — Во время второго вылета на твоих напала шестерка «мессеров». Одного сбили, Шашина, а Ильясов сел на вынужденную возле Степного, позвонил из сельсовета, что приедет утром.
После ужина, который, как и обед, мне принесла медсестра Катя на алюминиевом подносе, я выключил свет и лег в одних черных семейных трусах на застеленную кровать. Через закрытое окно комнату наполнял лунный свет. Косое вытянутое пятно лежало на полу в проходе между кроватями. В палате было душно. Под потолком нудел комар. Спать не хотелось, но и что-либо делать тоже. К ране притерпелся. Если не делал резких движений, не напрягала.
Военврач Морозова зашла молча, закрыла за собой дверь. Я подвинулся, предлагая сесть рядом, что она и сделала. От нее исходил аромат туалетного мыла «Ландыши». Я взял ее теплую руку. Не сопротивлялась, когда мягко согнул ее пальцы. Это самый лучший индикатор: если разрешает распоряжаться своими пальцами, значит, позволено и все остальное, но осторожно. Я запускаю руку между полами халата. Чулок нет, как и трусов. Раздвигаю ее теплые бедра и, наслюнявив пальцы, запускаю их ниже густой растительности на лобке, разлепляю большие губки и нежно вожу по клитору. Люба наклоняется ко мне, жарко целует в губы. Поднимаю раненую руку, чтобы могла лечь рядом, после чего действую энергичней. Кончает быстро, резко сжав бедра и вмяв мои пальцы в горячую липкую вульву.
— Садись сверху, — предлагаю я, кладу ее руку на вздыбленный член: — и введи осторожно.
Когда женщина делает это сама, не так больно и даже совсем не больно, если заведена.
— Двигайся, как больше нравится. Наклонись вперед, назад, подвигай попкой из стороны в сторону. Думай только о себе, — подсказываю я.
Она начинает осторожно, словно боится сломать, потом входит во вкус и скачет все быстрее, издавая короткие приглушенные звуки на вдохе, когда очень приятно. Подойдя к оргазму, замирает испуганно, потому что чувство новое, пусть и очень приятное, но как будто сейчас описается. Тут в дело вступаю я, придерживая здоровой рукой ее упругую попку, чтобы не соскочила, довожу нас обоих до оргазма. Моя партнерша издает глухой звук, будто подавилась спермой, замирает, выгнувшись, а потом ложится на меня и тяжело дышит, время от времени коротко то ли всхлипывая, то ли смеясь. Я нежно провожу кончиками пальцев по теплой гладкой кожей над позвонками — и женщина судорожно дергается.
Рядом с лазаретом слышатся шаги, женский смех.
— Катя? — произношу я.
— Нет, она вернется поздно. У нее роман с летчиком-истребителем, — уверенно произносит военврач Морозова.
— Тебя называть Любой или Любашей? — как бы в шутку спрашиваю я.
— Как хочешь, — разрешает она и ложится рядом, у стены, головой на мое правое плечо.
Кровать узкая, как бы мне не свалиться.
— Какой-то ты слишком взрослый для своего возраста, — дипломатично оценивает мои способности Люба Морозова.
— Это комплимент или повод для ссоры? — шутливо спрашиваю я.
Вместо ответа она целует меня в губы.
41
Рана заживала не так быстро, как мне хотелось. Видимо, сказывались ночные упражнения. Время от времени я забывал, что левой рукой надо действовать осторожно. Постельного режима у меня не было, днем разгуливал по аэродрому с рукой на перевязи, давал мудрые советы своим подчиненным перед вылетом. Теперь у всех более трех боевых вылетов и, по крайней мере, понимают, что делают.
Опыта и удачи все равно не хватало. Восьмого сентября не вернулись сразу два командира звена — сержант Логинов из Первой и младший лейтенант Шварцман из моей. Девятого — сержант Степанов. Десятого — лейтенант Курчевский. В моей эскадрилье не осталось ни одного по-настоящему опытного летчика, поэтому я перед ужином зашел в штаб полка и проинформировал подполковника Пивенштейна, что утром вернусь в строй.
— А я собирался зайти после ужина в лазарет и подсказать тебе, что пора выздоравливать, пока тебя не залечили! — шутливо произнес он.
Аэродром — это тоже большая деревня, где все всё обо всех знают. Симпатии на моей стороне: наш брат, боевой летчик, крутит с женой какой-то тыловой крысы. Наверняка есть и завистники, но пока помалкивают.
Военный врач третьего ранга Морозова Любовь Макаровна побухтела немного, что мне надо долечиться, но как-то не убедительно. Она ведь комсомолка, понимает, что отправляюсь на свидания не с женщиной. Мы договорились, когда буду приходить на медосмотры и прочие перевязки.
В строю, кроме моего
