спине пробежали морозные иголочки и осели в затылке и кончиках пальцев.
Она лежала в центре кровати Виктора в какой-то мужской рубашке и без трусов.
В квартире стояла стерильная тишина. Сев она сильно зажмурилась и сдавила виски пальцами. Никак не выходило вспомнить как она тут оказалась. Воспоминания о том, как они сидели с Владом в середине ее квартиры на полу, медленно уплывали в туман и там обрывались.
Вот же идиотка!
было удивительно не только то, что она проснулась у Виктора, как и то, что у нее не было жуткого похмелья, как того ожидалось в виду потери памяти.
Спустив ноги с постели она зацепила пристроенный сбоку тазик.
Какой стыд.
Он был пустым, но мокрым. Значит его мыли. Значит ее "полоскало".
Оставалось надеяться только, что это не Мира убирала за ней. Это будет двойной выстрел в голову.
Тело плохо слушалось, а еще она уснула в линзах и глаза сильно сохли и болели, надо было скорее налить в них хотя бы чистой воды.
Кое-как она смогла встать на ноги. Мир вокруг немного пошатнулся, но быстро встал на место.
Открыв дверь из спальни, она поковыляла в ванную.
Умывшись, все же сняла линзы и отправила их в маленькую урночку для использованных ватных дисков и палочек, что стояла на стиралке. Зрение сразу поплыло, но прошла жгучая резь в глазах. Пригладила жутко взъерошенные и мятые волосы мокрыми руками, прополоскала рот и пошла сдаваться на милость тем, кто был в квартире.
Геральд встретил у дверей. Мяукнув вильнул хвостом и пошел перед ней, периодически оборачиваясь, будто вел ее на аудиенцию.
В гостиной было слишком светло. Нечеткие очертания предметов еще больше расплывались в свечении, что шло от окон. Солнце нещадно било по зрению заставляя голову пульсировать тупой болью.
Было слишком стыдно, не хотелось даже знать, как она сюда попала, и что было с момента пропавшей памяти и до ее пробуждения, но прятаться от произошедшего было бы еще большим позором.
— Доброе утро.
Сфокусировав зрение, она так и не смогла разглядеть лица Виктора, только его силуэт в джинсах и светлой футболке и темную шевелюру. Он стоял в нише кухни.
— Я ничего не помню.
Решила сразу поставить его в известность, что бы не ожидал от нее извинений или оправданий.
— Это к лучшему.
Голос сухой и резкий.
— Прости. Уверена, что есть за что извиняться.
Она теребила длинный рукав рубашки, уперев взгляд в спинку дивана.
— Это твоему придурку Владу надо перед тобой извиняться.
— В смысле?
Она вскинула глаза на Виктора, хоть и не могла разглядеть его лица, только размытое пятно.
— Ты понимаешь, что он тебя специально напоил?
— Да нет же!
— Да да же. Он был практический трезвый, а ты в хлам. Если бы я тебя не забрал, он бы поимел твое бесчувственное тело, а ты бы потом захлебнулась в рвоте. Его бы посадили, тебя бы похоронили. Получили бы оба по заслугам, ей богу!
Он шебуршал и звенел посудой, а потом быстро подошел и впихнул ей какую-то кружку.
— Держи, крепкий сладкий чай. Должно немного полегчать.
— Ты сказал, что меня забрал. Откуда?
— От Влада твоего.
— Но…
— Вы ко мне вчера завалились.
Сердце сделало кульбит и ухнуло куда-то вниз.
— Я сначала подумал это ты какое-то представление устраиваешь, но потом понял, что это он весь этот цирк затеял. Напоить тебя. Меня унизить и показать что ты все еще по нему сохнешь. А потом с тобой переспать, чтоб доказать это тебе. Да, Аня, он метил территорию. Все то же самое, что и с орущей музыкой, засовыванием языка тебе в рот в твоей прихожей. Все это его игры с тобой. Он нашел себе куклу и развлекается. И если ты думала, что он в тебя влюблен, то ты ошибаешься. Ему плевать на тебя. Ты нужна, чтобы тешить свое больное эго.
Голос Виктора был злым и раздраженным.
Руки и ноги мелко задрожали.
— Сядь давай. Ты бледная и шатаешься.
Пристроившись на край дивана, она сделала два небольших обжигающих глотка. Виктор сел рядом, а между ними запрыгнул и пристроился кот.
— А как я оказалась в твоей постели?
Кружка немного обжигала руки, но больше стыд и горечь сжигали внутренности.
— Я тебя туда положил. Перед этим, правда, промыл желудок, подержал под холодным душем, умыл, переодел, напоил сорбентом и аспирином. Ну и полночи смотрел за тобой. Хорошо, что бы не брыкалась особо, только возмущалась и хотела к маме. Взрослые тетеньки так тоже говорят, когда им плохо?
— Я просто у нее сейчас живу…
— Вот как. Ну ладно.
— А…почему я без трусов?
— Ты не захочешь это знать. Но дело не в сексе.
— А где Мира? Она наверное, не в восторге, что я тут.
— Понятия не имею от чего она в восторге, а от чего нет.
— Вы поругались из-за меня?
— Мы априори всегда ругаемся. Лет так уже пять-шесть.
Несколько глотков и правда чуть-чуть улучшили картину самочувствия. Уровень сахара в крови поднялся, а сама циркуляция пошла интенсивнее, разнося по клеткам кислород.
— Она сейчас тоже дома?
Аня покрутила головой, будто ожидая увидеть ее у себя за спиной.
— Я понятия не имею где она. Если ты думаешь, что она тут, то ошибаешься. Если бы не обрубила все связи, я бы мог все тебе объяснить.
— Мне не пришлось бы обрубать связи, если бы ты все мне объяснил сразу.
— Возможно. Каюсь, моя вина тут тоже, наверное, есть. Но я злился из-за твоего этого бывшего. Неожиданный приезд Миры выбил из колеи. Я переживал за наши отношения, которые были только еще на самом начале. Мне не хотелось их испортить, особенно скандалами из-за тех, кто был у нас до. С Мирой вообще все сложно. Если ей показать слабое место, она вцепится в него как пиранья. Это злобная, циничная стерва. Жестокий манипулятор и жуткий собственник. На ее провокации нельзя вестись. Поэтому я надеялся только на то, что ты мне доверяешь, и я быстро разрулю эту ситуацию и все объясню.
— Я видела как она выходила из душа полуголая.
— Я знаю. И ты ночью за это мне уже высказала. И не один раз. В промежутках между приступами рвоты, когда я держал тебе волосы, а потом когда хотел тебя переодеть, но ты наотрез отказалась от футболок из-за того, что в них ходит Мира. Повторю для тебя в сознательном состоянии. Она в них не ходит. Это был один единственный раз, и то она напялила ее
