в парк — кормить уточек.
По средам Пейдж будет брать меня, облаченную в мышино-серый кардиган, в магазин за продуктами. Конечно, это всё не самые блестящие перспективы, но вполне приемлемые.
— Заходи, солнышко.
Пейдж запрыгала, и эта неутомимость только подчеркнула пропасть между ее избытком жизненных сил и моим неизбежным убогим старением. Дочь подпрыгивала снова и снова, упираясь коленкой в мой живот и заставляя его скручиваться в спазме.
— Тебе было весело с Дезом? — спросила она.
— Да, дорогая. — Незачем говорить ей правду, пока в том нет настоятельной необходимости. Пусть Пейдж подольше чувствует себя сказочной принцессой.
— А чем вы занимались?
— Ужинали в ресторане.
— А вам давали макароны с сыром? — Она ухватилась за краешек одной из лежащих на кровати подушек.
— Нет, я ела рыбу.
— Тьфу! Я не люблю рыбу. — Она сморщила носик. — А было мороженое на десерт?
— Нет.
— Хм. — Она присмотрелась ко мне. — А почему у тебя все глаза опухшие?
Я потерла глаза обеими руками.
— Просто устала.
— Как ты могла устать? Еще только утро!
А надо ли объяснять ей, что я устала оттого, что ее отец выдумывал оправдания, слишком жалкие для человека, который извратил все мои взгляды на жизнь? Или оттого, что купила билет на «Сама-по-себе Экспресс» до города Одиноквиля? И самое важное — стоит ли говорить дочери, что как бы мужчина ни притворялся, что обожает ее, он все равно будет смотреть на других женщин?
— Просто так устала. А где Джордан?
— А он внизу, смотрит, как Фонтейн делает йоду.
— Что?
Ох, пожалуйста, только бы она имела в виду что-нибудь хорошее. Пейдж взмахнула руками, обхватила голову, потом медленно опустила их к животу.
— Упражнения такие. Йода.
— Ах йога! Ладно. Дай-ка маме переодеться. Иди вниз, а я присоединюсь к вам через минутку.
Я откинула одеяло и вздохнула поглубже.
— А мы пойдем купаться?
— Посмотрим, лапочка, я не очень хорошо себя чувствую.
— А Дез говорит, что сегодня самый подходящий день, чтобы купаться.
Мне стало совсем плохо.
— Когда он тебе это сказал?
— Сегодня утром.
— Ты разговаривала с ним сегодня утром? — У меня в голове началась усиленная работа мозга, но нейроны так и не выдали ничего связного.
Пейдж кивнула, и кудряшки запрыгали перед ее лицом.
— Когда мы завтракали на террасе. — Она сползла с кровати. — А он пробегал мимо.
Я с трудом сдержалась, чтобы не схватить дочь за плечи и не встряхнуть как следует.
— А что он еще сказал?
Поняв меня буквально, она принялась перечислять:
— «Привет, Пейдж, привет, Джордан». И кажется еще: «Как дела, Фонтейн?» А потом какую-то взрослую шутку, но я не расслышала.
— А откуда ты знаешь, что это была взрослая шутка?
— Когда я спросила, чего они смеются, они сказали, что это шутка для взрослых.
Да уж, однозначно. Зуб даю. Ну что же, я хотя бы избавлена от унизительной необходимости рассказывать все самой.
— Он все еще здесь?
— Нет. Ладно, будь здорова, как корова.
Она выскочила за дверь, тряся кудряшками. А я с трудом села и попыталась как-то осмыслить все, что произошло за последние двадцать четыре часа, опасаясь, впрочем, что следующие сутки будут еще ужаснее. Я надела свободные штаны и безразмерную футболку и попыталась почистить зубы. Возня со щеткой и пастой далась мне сложнее, чем обычно, — видимо, оттого, что у меня пересохло во рту, будто я уснула с мощной сушилкой в нем и сушилка эта работала всю ночь.
Я спустилась. С террасы до меня донеслись приглушенные голоса. Если мне удастся добраться до кофе и таблеток от головной боли и при этом не попасться никому не глаза, то я смогу со всем этим незамеченной вернуться к себе. Но в тот же миг, как я ступила с последней ступеньки на пол, Фонтейн встрепенулся и набросился на меня, как папарацци на очередную сенсацию для подростков.
— Попалась, кошечка! Вот ты где!
Я пригнулась, моя реакция все еще была такой замедленной, что телу, вероятно, показалось, что оно успеет спрятаться. Никогда не обращала внимания на то, какой у Фонтейна резкий голос. Неужели он всегда так разговаривает? Его визгом можно отпугивать летучих мышей.
Фонтейн вошел в кухню. На нем были шорты-велосипедки и нейлоновая рубашка цвета арахисовой карамели.
— Ну, как свидание? — спросил он.
— Очень весело, — ответила я, дрожащими руками пытаясь достать кофейную кружку.
Он нахмурился, сведя темные брови:
— Что случилось?
— А то ты не знаешь, какой дурой я себя выставила.
Брови сошлись еще больше:
— О чем это ты? Что стряслось?
Я вернула кофейник на подставку и наконец-то сделала глоток. Кофе обжег мне нутро, но каким-то загадочным образом не утолил жажду.
— А Дез вам не сказал? — Я уставилась на Фонтейна налитыми кровью глазами.
Фонтейн помотал головой. Его челка мотнулась со стороны на сторону.
— Нет, не сказал. Давай выкладывай. — Он придвинул стул и сел.
Неужели Дез не разболтал о моем позоре? Ричард бы устроил целый спектакль из этого случая. Он любил повторять рассказы о моих неудачах. Например, о том, как я издала необычайно громкий пук на похоронах как раз в тот момент, когда священник спросил, хочет ли кто-то взять слово и чем-нибудь поделиться. Или о том, как мы ужинали с его боссом, и я вдруг обнаружила, что у меня рукав испачкан какашками Джордана.
— Так Дез не рассказал вам совсем ничего?
— Он сказал лишь, что вы хорошо провели время. А теперь выкладывай свою версию. — Фонтейн с нетерпением похлопал по столу.
— Я ревела.
— Ты — что делала?
— Да. Рыдала, как маленькая девочка. — Я решила рассказать все, как было.
Фонтейн в ужасе прижал ладони к щекам:
— Но почему? Почему ты это делала?
Очередная порция кофе была не такой горячей, и ощущения, будто мне перерезали горло, не возникло.
— Ну, на тридцать процентов это было из-за сакэ, и на семьдесят — потому, что он представил меня какой-то лощеной девке как соседку.
Фонтейн втянул воздух сквозь сжатые зубы:
— Вот гад.
Я кивнула:
— Представляешь?
В кухню вплыла Доди в ослепительно-желтом шелковом халате.
— Доброе утро, солнышко. Как прошел вчерашний вечер? — пропела она.
— Мы как раз его обсуждаем, — буркнул Фонтейн. — Похоже, наша Сэди маленько сдвинулась.
— Да уж не маленько, — пробормотала я.
— Она не шутит. Я там был! — крикнул Джаспер, сбегавший по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Прелестно. Теперь я могу поделиться ужасающими подробностями вчерашнего вечера со всеми сразу.
Джаспер чмокнул Доди в щеку, щелкнул по уху Фонтейна и состроил рожу мне. А затем стал наливать себе кофе.
— Ну ладно. Давайте думать. — Фонтейн поставил
