— Доволен?
— Вполне. — Бонд присел на корточки. Он держал свой пистолет свободно, направив дуло куда-то посредине между собой и Скарамангой. — Ну а теперь давай поговорим. Боюсь, у тебя осталось не слишком много времени. Скараманга, это конец дороги. Ты убил слишком многих моих друзей. У меня есть официальное разрешение убить тебя, и я намерен выполнить приказ. Тянуть не стану. Не поступлю с тобой, как ты с Маргессоном. Помнишь такого? Ты прострелил ему оба колена и обе руки. А потом заставил его ползти и целовать твои сапоги. Ты по глупости рассказал об этом своим друзьям на Кубе. О твоем хвастовстве потом стало известно. Кстати, любопытно, а скольких людей ты убил за свою жизнь?
— С тобой будет ровно пятьдесят. — Скараманга до конца обглодал последний позвонок и бросил его в сторону Бонда. — Подавись этим, скотина, и давай кончать. Ты не услышишь от меня ничего, если хочешь что-то узнать, тратишь время напрасно. Но помни. В меня не раз стреляли профессионалы, а я все еще живой. Может, не совсем в форме, но я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь англичашка стрелял в беззащитного человека, который притом еще и серьезно ранен. У вас всех кишка тонка. Я думаю, мы просто посидим здесь, поболтаем немного, пока не явится команда спасателей. И тогда я с удовольствием предстану перед судом. А в чем меня могут обвинить?
— Ну, для начала, этот милый господин Роткопф с твоей знаменитой серебряной пулей, он, наверное, еще там, в протоке за гостиницей.
— Это то же самое, что и милый господин Хендрикс с твоей пулей в башке. Может, нам придется сидеть в тюрьме вместе. Было б здорово, правда? Говорят, тюрьма в Спэниш Тауне имеет все удобства. Ну так как насчет этого, а, англичашка? Вот ты и попался, нож в спину — и в мешок. А кстати, мне тоже любопытно, как ты узнал о Роткопфе?
— В твое подслушивающее устройство было вставлено еще одно. С тобой последние дни все время происходят такие вещи, ну просто не везет, а, Скараманга? Ты нанимаешь не тех людей для обеспечения безопасности. Оба твои администратора — ребята из ЦРУ. Магнитофонная пленка сейчас уже на пути в Вашингтон. Там есть и об убийстве Росса. Понимаешь, что я имею в виду? Неприятности сыплются на тебя со всех сторон.
— Магнитофонная запись в американском суде не считается уликой. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, сыщик. Кажется, были, были ошибки. Ну что ж, — Скараманга сделал правой рукой широкий жест, возьми миллион долларов и будем квиты.
— Мне предлагали три миллиона в поезде.
— Я удваиваю эту сумму.
— Нет. Извини.
Бонд поднялся. Левая рука, которую он держал за спиной, была крепко сжата в кулак, он испытывал ужас перед тем, что ему предстояло сделать. Он заставил себя вспомнить, как, должно быть, выглядело изуродованное тело Маргессона или тела других людей, которых убил этот человек; он подумал о тех, кого снова стал бы убивать Скараманга, если он, Бонд, проявит слабость. Возможно, перед ним самый отъявленный убийца-одиночка в мире. Сейчас он в руках Джеймса Бонда. Ему приказали покончить с ним. И он должен уничтожить его — лежачего, раненого, какого угодно. Бонд старался говорить безразличным тоном, старался не уступать своему противнику в хладнокровии.
— Хочешь что-нибудь передать кому-то, а, Скараманга? Какие-нибудь пожелания? Есть у тебя кто-нибудь, за кем надо присмотреть? Я это сделаю, если это что-то личное. Я сделаю это сам.
Скараманга засмеялся своим резким неприятным смехом, но смеялся он очень осторожно. На этот раз смех не перешел в кашель с кровью.
— Ну прямо настоящий англичашка, джентльмен. Я был прав. Но вряд ли ты бы захотел отдать мне свой пистолет и оставить одного минут на пять, как об этом пишут в книгах? Ну что ж, ты прав, приятель, я пополз бы за тобой и размозжил бы тебе голову.
Глаза Скараманги все еще впивались в глаза Бонда с тем же самоуверенным превосходством, с холодностью, типичной чертой супермена. Именно эти качества сделали его самым искусным профессиональным убийцей в мире — никакого пьянства, никаких наркотиков — бесчувственный человек, нажимающий на курок, убивающий ради денег и, что тоже довольно часто случалось, ради удовольствия.
Бонд внимательно посмотрел на Скарамангу. Как ему удается держаться, ведь через несколько минут все будет кончено. Может, у него в запасе есть все-таки последний трюк, который собирается показать? Какое-то спрятанное оружие? Но он просто лежал, совершенно явно расслабившись, голову подпирали мангровые корни, грудь тяжело вздымалась, каменное выражение лица ничуть не изменилось, как будто он не потерпел сокрушительное поражение. Даже на лбу его от напряжения не выступило столько испарины, сколько у Бонда. Скараманга лежал в пятнистой тени. А Джеймс Бонд в течение десяти минут стоял посредине поляны под ослепительно ярким солнцем. И вдруг он почувствовал, как жизненные силы медленно стали покидать его, словно утекали через ноги в черную грязь. И с ними исчезала его решимость. Он заговорил и услышал, как резко звенел его голос.
— Ну все, Скараманга, это все. — Он поднял пистолет, держа его обеими руками, навел дуло на Скарамангу. — Все произойдет очень быстро.
Скараманга поднял руку. Впервые на его лице отразились какие-то эмоции.
— О'кей, приятель. — Голос стал просительным. — Я католик, понимаешь? Дай мне произнести свою последнюю молитву. Хорошо? Это недолго, потом можешь стрелять. Каждому предстоит когда-то умереть. Между нами, ты отличный парень. Ну что ж, значит, судьба. Если бы моя пуля пролетела на дюйм или два правее, тогда бы ты, а не я, был мертв. Правильно? Так можно ли помолиться, а?
Бонд опустил пистолет. Он даст ему несколько минут. Он знал, что больше дать не может. Боль и жара, изнеможение и жажда. Очень скоро он сам свалится прямо здесь, на твердую потрескавшуюся грязь, чтобы отдохнуть. Если кому-то захочется убить его, это можно будет сделать. Слова он словно цедил из себя, произнося их медленно, устало.
— Хорошо, Скараманга. Я даю тебе одну минуту.
— Спасибо, друг. — Скараманга поднял руку к лицу и закрыл ею глаза. Послышалось бормотание, фразы на латыни сменяли одна другую бесконечно. Бонд стоял под солнцем, опустив пистолет, наблюдая за Скарамангой, но он уже не видел его, все плыло у него перед глазами из-за боли, жары и гипнотической литании, которая исходила от прикрытого рукой лица, и от ужаса перед тем, что предстояло сделать через минуту, может быть, через две.
Пальцы правой руки Скараманги едва заметно, дюйм за дюймом, двигались по лицу к уху. Коснувшись уха, они остановились. Скараманга продолжал так же монотонно произносить молитву на латыни, не меняя медленного, убаюкивающего ритма.
И вдруг рука взметнулась за голову и тут же громыхнул крошечный золоченый «Дерринджер», короткоствольный пистолетик. Джеймс Бонд повернулся вокруг своей оси, как будто ему нанесли удар справа по челюсти, и рухнул на землю.
Скараманга мгновенно вскочил на ноги и стал продвигаться вперед гибкой кошкой. Он поднял выброшенный нож и держал его лезвием вперед; лезвие было похоже на язык серебряного пламени.
